Архив:

«Я уже все вижу. Руками». Незрячие жители Братска рассказали о своей жизни на ощупь

Я с рождения плохо видела, всегда за первой партой сидела. Было очень сложно в жизни, но я старалась это скрывать. И высшее образование получила, и работала на должностях, ведущим инженером, начальником цеха. Была инвалид II группы. Но я сначала к врачам не обращалась. Хоть и плохо видела, но не была инвалидом. В этом году ездила в Иркутск, завоевала первое место в первенстве по шахматам. 

Людмила Павлова, 69 лет

Вообще, во всех конкурсах, в которых я участвую, всегда завоевываю призовые места. Являюсь секретарем первичной организации политической партии, сейчас готовимся к началу предвыборной работы. Я буду организовывать, набирать людей в команду.

Нам, слепым, только на себя надежда в основном. Мы, конечно, получаем какую-то помощь, поддержку, но стараемся выплывать самостоятельно.

Была большая нагрузка и зрение становилось все хуже и хуже. Теперь вообще темнота. Зрение я потеряла в процессе работы и учебы. Можно сказать, я на пенсию ушла и только потом обратилась к врачу, чтобы мне какую-то группу инвалидности дали. А «слепой курицей» всегда была. В жизни из-за того, что скрывала, всякие инциденты происходили. Например, мне могли на работе сказать: «Что-то ты, Павлова, как-то неуверенно идешь, медленно». Я была начальником цеха.

А в шахматы играю на ощупь. У нас даже фигуры вставляются в отверстия в доске, чтобы не столкнуть. И только на память надеешься. Мы запоминаем их расположение. Я дома все запоминаю, куда и что положила. Не люблю, когда приходят гости — после них ничего не найдешь.

Мне помогает сын. Поддержка чисто духовная и иногда материальная. А так, у всех своя семья, не до меня.

Я училась в техническом вузе, а там обязательно проверяется здоровье, нужна справка от врачей. Так я другую девочку вместо себя посылала, чтобы она прошла кабинет окулиста. Мне хотелось тоже быть человеком.

Когда теряешь зрение резко — вот видел и вдруг полная ночь — это страшно. Человек долго привыкает, не понимает, за что его так судьба обидела.

Недавно ездила на 5 месяцев в центр реабилитации слепых, хотела научиться работать на компьютере. До этого не умела. Меня очень угнетало, что я должна к кому-то обращаться за помощью. 150 стихов дочери продиктовала, а оказалось, она только 20 набрала. Я сама все стала печатать и в течение месяца издала книгу стихов. И потом еще небольшой сборник рассказов.

Мы в центре реабилитации слепых обучались делать альбомы, переплеты для слепых. Я получила специальность переплетчика. С красным дипломом окончила. Там учили читать по Брайлю, ориентироваться на местности. Кроме специальности, еще ежедневно два часа изучала компьютер. Там он говорящий, все произносит, что на экране видно. А еще на гитаре можно было научиться играть. Я научилась. Плюс бисероплетение и рукоделие — это дополнительные занятия. Я научилась вязать крючком, связала две шали, накидку большую, варежки и носки.

Люди разные есть. Те, которые резко потеряли зрение — они унывают. А кто постепенно слеп — мы приспосабливались к жизни.

Виктор Тепляков, руководитель общества инвалидов «Оптимист».

У меня руки в лейкопластыре — это боевые раны. Ну не могу я сидеть, вот такой неугомонный. Мы здесь изготавливаем бумажные пакеты, вот я резал «формат». На ощупь.

Группа инвалидности у меня с 1984 года. Из-за производственной травмы. Мне тогда было 32. Я на стройке работал строителем. Получил сотрясение мозга. А потом поднялось глазное давление. В больнице мне предложили сделать операцию. Сделал — и зрение сразу упало. Потом каждый год по две операции. И на шестой потерял совсем зрение.

Может быть, ослепнуть не так страшно, как страшно остаться одному. В то время телефон установить — это была проблема. Работать я уже не мог. Друзья, с которыми мы были в одной компании — они как-то отошли. У них свои интересы. А я сидел в четырех стенах и слеп.

Когда пришел в общество слепых, думал, там просто единомышленники и друзья по несчастью. Мы тогда создали свой клуб по интересам и назвали его «Оптимист». У нас была своя стенгазета. Есть секретарь-чтец, который ее читал вслух. Мы собирались по субботам, приглашали хоры, чтецов и разных певцов. А еще там было много старых слепых людей, которые уже в старости ослепли. А мы — молодые. И на членские взносы покупали тортики, пирожные, и угощали тех бабушек, чтобы им хоть как-то слаще было.

Работы никакой не было. Поэтому поехал на завод. Выходя из дома, повторял: «Так, надо выйти и пройти 30 шагов направо. Потом 15 шагов налево. Или не налево?». В троллейбусе объявляют: «следующая остановка — конечная», а у меня руки потеют. Волнуюсь. На улице опасно, одному да через дорогу. Но прохожие помогали. Люди у нас добрые.

Водители, увидев белую трость, должны же останавливаться. А сейчас совсем не останавливаются, не пропускают. Да и иномарки с такими тихими двигателями — вообще не слышно. Опасно.

Пять лет ездил на БрАЗ, собирал электроконфорки. Мы создали филиал общества слепых «Оптимист». Там слепые складывали пакеты. Потом это переросло в организацию. И долгое время мы бед не знали. У нас работали инвалиды, не только незрячие, разные — с ДЦП, колясочники, умственно-отсталые даже. Зарплата мизерная, но хоть не дома сидеть, хоть в обществе, среди своих.

Но оптимизма у меня практически нет. Не от того, что я стал старый — мне 61 год. А от того, что государство так стало относиться. В 2002 году изменилось налоговое законодательство и нашего «Оптимиста» задавили налогами. У меня зарплата — 4 тыс. рублей. И то я не вижу этих денег. Выживать стало невозможно. Руки опускаются.

Анатолий Иванов, председатель братского отделения всероссийского общества слепых.

Мне было 27 лет, работал на заводе механиком. У меня была насыщенная жизнь: рыбалка, охота, лодка с мотором, мотоциклы. Я занимался мотоспортом, даже чемпионом города стал. И вдруг — бабах ! Авария. И темно. Дело-то секундное. И темнота. Лицо поверну к солнцу — греет. Но не светит.

Потом больницы, надежды. «Ну хоть чуть-чуть посветлеет?». Нет. Надежды, надежды. Ну может, я проснусь и хоть что-то увижу? Нет.

Пришлось перестраиваться, переучиваться. Я не знал, что делать. Не все это выдерживают. У нас в обществе слепых многие начинают жаловаться. Я им всегда говорю: «Не ной!». Жизнь ведь на этом не заканчивается.

Была мысль застрелиться. Но друзья догадались и забрали у меня ружье.

Первая жена ушла от меня. Она не смогла со слепым человеком оставаться. Потом я женился на своей помощнице, которую мне дали, когда я стал председателем общества слепых. Она красивая, я чувствую это.

Будучи слепым, я полностью сам даже построил дачу. Все на ощупь. Но я люблю порядок, и у меня дача получилась аккуратная, красивая, ничуть не хуже, чем у соседей. Правда, если бы я был зрячий, я бы, может, ее не за 15 лет построил, а за пять.

Я богатый человек. Я богат друзьями.

То, что люди, потеряв зрение, с горя спиваются — это неправда. У нас в обществе 300 человек, из них пьют один-два.

Люди никогда не обманывали меня. Продавцы, когда сдачу дают, чаще обманывают зрячих, а меня ни разу. Люди честные и добрые. Многие на улице подходят, предлагают помощь.

Иногда бывает… не тоска, а какая-то зависть что ли к зрячим. Они видят синь неба, алый закат. А я вижу это только во сне.

Самое главное — у незрячего должна быть цель. Первая цель была адаптироваться, научиться жить дальше. Потом, когда я уже председателем общества слепых стал, помогать незрячим. Адаптировать их к жизни, трудоустроить, не давать унывать.

Слепоглухонемым хуже. Они не могут слышать пения птиц. Вот это — ужасно.

Герман Армяков, 61 год.

Я уже все вижу. Руками. За 40 лет научился.

Мне был 21 год, я только вернулся из армии. Работал электриком. Был урок химии. Моя знакомая лаборантка попросила помочь сделать стенд активности металлов с водой. Я зашел в лабораторию, а она прикручивает натрий на проволоку к стенду. Я говорю: «Хочешь, я тебе фокус покажу?» Беру этот натрий и под кран с водой. И наклоняюсь, пытаюсь его подвинуть, чтоб под воду. И только я наклонился — как шарахнет. Все. Хотел помочь девочке, а получилось…

Потерять зрение — это ужас. Выбора нет. А с другой стороны, когда выбора нет — это хорошо. Приперт к стенке — и решай как знаешь.

Стал учить шрифт Брайля прямо в больнице. Все там спят, храпят, а я эту книжку наглаживаю. Не получалось, психовал, швырял эту книгу. Потом возвращался к ней, снова пробовал. И наконец прочитал первое слово: «было». 

Если у вас возникла проблема, и вы не можете избавиться от нее — надо научиться с ней жить. Таким шустрым я не сразу стал, постепенно. Сначала лежал, просто лежал.

Самочувствие, которое поначалу было — даже вспоминать неохота. Это не расскажешь. Столько слов не найдется. Уныние было. Но я знаю, что бывают люди, которым труднее, чем тебе. И становится легче. А считаю так: «в туалет захочешь — штаны снимешь».

Я женился уже будучи слепым. Мы познакомились незадолго до этой истории. А встречаться стали, когда я уже не видел.

Жена ходила на работу, потом возвращалась и готовила, чай заваривала и так далее. И вот однажды она пришла, а я уже чайник поставил. Сам. Это был первый подвиг. И потом по чуть-чуть…

Мне врач говорил: «Я тебе сделаю зрение». У меня надежда всегда была, что зрение вернется. И через 4 года мне установили какую-то линзу из оргстекла, и я стал видеть. Плохо, на 60%, но видеть! И потом еще 26 лет я видел. Устроился на работу в детский дом помощником воспитателя — ночной няней. С детьми всегда хорошие были отношения.

Второй раз я ослеп 14 лет назад, у меня уже были дети взрослые. Зрение ухудшалось постепенно, темнота пришла не сразу. Уже не так страшно.

А сейчас я уже все могу руками. Я сегодня парник весь день строил в огороде. Со всем можно свыкнуться. Время — лучший доктор.

Зинаида Макарова

Источник: Русская Планета