Однажды, лет …надцать назад, мне предложили чудесную «штуку», могущую якобы вернуть меня миру, а мир – повернуть ко мне. И вручили эту бежевую блямбу. Мне тогда было меньше, по-моему, пятнадцати. Несмотря на болезнь, мир казался радужным и верилось, что все впереди и причем, только хорошее. И, когда я увидела ЭТО, мне показалось, что врач просто хочет, чтобы все видели, что я плохо слышу. Я отказалась пользоваться этим чудом техники и решила обойтись без него
Однажды, лет …надцать назад, мне предложили чудесную «штуку», могущую якобы вернуть меня миру, а мир – повернуть ко мне. И вручили эту бежевую блямбу. Мне тогда было меньше, по-моему, пятнадцати. Несмотря на болезнь, мир казался радужным и верилось, что все впереди и причем, только хорошее. И, когда я увидела ЭТО, мне показалось, что врач просто хочет, чтобы все видели, что я плохо слышу. Я отказалась пользоваться этим чудом техники и решила обойтись без него. Сколько было слез, сколько было чуть ли не физической борьбы – я сдергивала аппарат с уха, мама плакала и просила вернуть его на место, врач ругалась и приказывала не дурить и «не строить из себя неизвестно что». Обе они дергали мое ухо и несчастный аппарат, стараясь их подружить. И я уступила.
Сейчас-то мне ясно, что это был банальный юношеский максимализм и, как нынче выражаются «понты корявые». А еще мне ясно, что иногда, даже в юности приходит какое-то озарение и проявляется мудрость. Надо было послушаться.
Однако, по порядку. Тот заушный аппарат полагался бесплатно при той потере слуха, что была у меня на тот момент. Врач честно предупредила, что я буду испытывать дискомфорт и что не стоит ждать возвращения слуха. Просто у меня будут усилены децибелы. К тому времени я увлеклась медициной, занималась в анатомическом кружке и кое-какие знания по патофизиологии приобрела. Но спросить врача постеснялась, да и маму было жаль расстраивать – все-таки, бесплатная помощь имеет определенную привлекательность, особенно, в глазах пожилых людей. А я ребенок поздний.
Надев слуховой аппарат, я услышала скрежет и лязг. Сначала это меня испугало, потом, когда с помощью врача, аппарат был подстроен, звуки стали менее пугающими. Я действительно слышала. Причем звуки вернулись ко мне, они всплыли в памяти. Я сразу вспомнила, что вот это – звук едущего трамвая, а вот это – шелест шин. И как дверь хлопнула на первом этаже Сурдологического Центра – я тоже услыхала. Минут двадцать я наслаждалась звуками.
Потом, сначала потихоньку, затем по нарастающей, разболелась голова. Причем как-то сразу – сразу «обруч», пульсирующая боль и желание убежать от нее. Врач посоветовала снять аппарат – все-таки, мир, полный звуков – это серьезный раздражитель. Мне был назначен режим привыкания, медикаментозная поддержка. В парикмахерской к просьбе мамы подстричь меня с учетом наличия заушного аппарата отнеслись с пониманием. Казалось бы, привыкай, учись жить с аппаратом и радуйся.
Но радость была преждевременной. Сначала казалось, что возникающие проблемы оттого, что я только привыкаю к аппарату. Что напряжена нервная система, что мозг отвык анализировать такую массу звуков, что я сама слишком рьяно пользуюсь возможностью слышать многое. Да, оговорюсь – слышала я многое, но не все. И слышала все-таки иначе, чем слышит здоровый человек. Дело здесь в том, что при моей нейросенсорной тугоухости падает не только уровень восприятия по децибелам, но и по высоте тонов. Так, например, я не слышу высокие тона. Сейчас я не понимаю речи детей и очень плохо – женщин. А вот мужские голоса воспринимаю отлично. Ну, по крайней мере, для меня – отлично. (И мужчины считают меня отличным другом…всего лишь другом…впрочем, это так, лирика).
И вот, спустя полтора года, пришло время аудиометрии. Я еще удивлялась, что, по моему мнению, я нажимала на кнопку в руках позднее, чем раньше. Когда мне выдали на руки результаты аудиограммы – я остолбенела. Линии опустились почти на сантиметр. Тональный показатель упал на несколько пунктов (я уж не помню цифры, а листочки после смерти мамы куда-то затерялись), и мне грозила уже полная глухота. Врачи ругались, утверждали, что это из-за несоблюдения режима чего угодно и неправильного приема лекарств. Никто не сказал мне, что это – результат использования слухового аппарата.
И тогда я все-таки настояла на своем. Я отказалась от ношения аппарата. Было нелегко снова вернуться в тихий мир. Такой комфортный и такой маленький. Но у меня, я думаю, не было выбора.
Спустя годы, я разговорилась с сурдологом, который давно занимается проблематикой слухопротезирования. По его словам, аналоговые СА приводят к атрофии слухового нерва и, при достижении определенного порога, слух начинает стремиться к нулю безудержно. Что же касается цифровых аппаратов, то тут тоже не все гладко. Постоянное раздражение остатков чувствительных слуховых волосков приводит сначала к улучшению их функционирования, а затем, после истощения ресурсов – к атрофии. Правда, занимает этот процесс продолжительное время. Связано это и с возможностью тонкой настройки цифровых СА по сравнению с аналоговыми. А также с тем, что диапазон расширения слышимости у таких СА более широкий - они дают возможность корректировать слух и при когнитивной тугоухости (когда нарушена проходимость слуховых каналов) и при нейросенсорной, когда слух падает больше из-за сложности в восприятия различных по высоте тонов звуков.
Для товарищей по заболеванию – мой совет. Внимательно отнеситесь к подбору СА. Знаю, что некоторые готовы купить цифровой СА заочно, не примеряя его и не консультируясь с врачом. «Цифра» - не панацея. Многим слухопротезирование с помощью даже цифровых СА – противопоказано. Подбирать их нужно по целому ряду параметров. Но об этом - в следующий раз. И еще совет: если вы сможете обойтись без СА – обойдитесь. Поверьте, адаптационных возможностей у нашего организма – масса. Пользуйтесь ими. И будьте счастливы!