Недавно врачи Федерального центра сердца, крови и эндокринологии им. В.А. Алмазова (Санкт-Петербург) провели первую успешную пересадку сердца и намерены широко развивать это и многие другие направления современной медицины. Структура центра, разнообразие видов медицинской помощи, которую здесь оказывают, и направлений научных исследований совершенно уникальны для России.
Обозреватель "Известий" Татьяна Батенёва встретилась с директором центра, членом-корреспондентом РАМН, главным кардиологом Северо-Западного федерального округа Евгением Шляхто.
Евгений Владимирович, рада поздравить вас с успешной трансплантацией сердца. Но ваш центр вырос из Института кардиологии, вы по специальности кардиолог. Не секрет, что между кардиологами и кардиохирургами существуют давние противоречия: первые стремятся как можно дольше не отдавать своих пациентов вторым. Вам удалось противоречия примирить?
У нас в центре никогда их и не было. Создатель Института кардиологии, наш учитель академик Владимир Андреевич Алмазов всегда был самым последовательным кардиохирургом. Ведь кардиохирургия - это не что-то изолированное, а хирургический метод лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Я бы сказал, что все наши успехи в этой области - достижения в целом кардиологии, а не только кардиохирургии.
Но вы же не будете отрицать, что кардиологи в поликлиниках порой уговаривают больных не соглашаться на операцию на сердце? Мол, пейте таблеточки...
Думаю, это устаревшие представления. Есть международные согласованные стандарты лечения сердечно-сосудистых заболеваний, есть протоколы ведения больных. Если хочешь быть цивилизованным учреждением, то должен руководствоваться именно этими рекомендациями. Другого пути нет.
Значит, вы стремитесь, чтобы ваши кардиологи владели инвазивными методами, как в цивилизованных странах, - умели сами поставить стент или провести коронарографию?
Нет, не стремимся, да и в мире этот период уже прошел, потому что цена ошибки очень высока. Этим должен заниматься профессионал-хирург, который выполняет много подобных манипуляций, а не кардиолог, делающий это время от времени. А вот хирургу хорошо еще иметь и кардиологическую подготовку, и опыт работы в реанимации.
Кардиохирургов тоже специализируете по видам вмешательств?
Предположим, вы кардиохирург и умеете только вставлять в сердце протез клапана. А во время обследования больного выяснилось, что ему надо сделать еще и аортокоронарное шунтирование, или пластику клапана, или убрать аневризму. У нас кардиохирурги во время операции делают все это одновременно, если нужно больному.
В центре уже сейчас выполняется до 2000 операций на открытом сердце в год. Планируете, насколько я знаю, проводить до 4500 "больших" операций с искусственным кровообращением, а всего более 15 тысяч кардиохирургических вмешательств в год - это масштабы крупнейших мировых центров.
Сейчас у нас 120 хирургических коек: 80 взрослых и 40 детских. Уже работает шесть операционных, и вскоре мы должны открыть еще шесть. В каждой выполняется по три операции в день - это европейская нагрузка: не менее 500 операций на одну операционную за год. Плюс есть 5 лабораторий, в которых выполняют манипуляции на сосудах при помощи катетеров, на очереди - еще 4.
Важно, чтобы операции шли на потоке?
Конечно, поэтому у нас и показатели летальности после операций в кардиохирургии - 1,36%, а при ишемической болезни сердца - 1%. Хотя каждый четвертый из наших пациентов - с тяжелой сопутствующей патологией, а треть - с острой сердечной недостаточностью, то есть с высоким риском.
Структура центра уникальна: не только кардиология, но и гематология, служба крови, эндокринология плюс нейрохирургия. К тому же еще строится и перинатальный центр. Насколько я знаю, ничего подобного в Европе нет. А зачем все это объединять?
На самом деле все эти заболевания - и болезни крови, и эндокринные, и многие другие - связаны с сердечно-сосудистой системой. И в неврологии мы тоже преимущественно выполняем операции больным с сосудистой патологией. И федеральный перинатальный центр у нас будет специализированный - для беременных, детей до года и мам с сердечно-сосудистыми болезнями. Сейчас женщинам с сердечно-сосудистой и эндокринной патологией, с кардиостимуляторами или искусственными клапанами сердца трудно найти место для безопасных родов.
Придется готовить новых специалистов - детских кардиохирургов?
Детская хирургия у нас есть, но мы оперируем детишек после года. Сейчас учим молодых врачей не только в России, но и в США и Канаде - нам помогают специалисты Йельского университета и Монреаля, имеющие большой опыт пересадок сердца детям.
Но ведь у нас детская трансплантология пока не разрешена. Или вы готовитесь?
Я - за, она, конечно, должна быть. Думаю, что и общество будет готово, как только будут приняты юридические решения. Ведь спрос рождает предложение, но и предложение повышает спрос. Я лично считаю, что это здорово, когда органы погибшего человека живут в другом, давая ему жизнь. Но когда я читаю в газетах, что у нас в стране нет возможности пересадки костного мозга и надо собрать денег для поездки больного за границу, при том что государство сейчас на это выделяет огромные средства, - это уже не медицинские проблемы. В России трансплантация костного мозга хорошо отлажена, и мы тоже это делаем, правда, пока только взрослым.
В составе вашего центра шесть научно-исследовательских институтов. Чем они занимаются?
Самыми современными направлениями медицинской науки: экспериментальной медициной, генетикой, молекулярной биологией, клеточными технологиями, нанотехнологиями. Современная кардиология - это в значительной мере генетика, протеомика и клеточная терапия. А ее истоки в гематологии: стволовые клетки, их культивирование и пересадка. Первые работы по этим темам начались еще в 60-е годы ХХ века на кафедре факультетской терапии первого Ленинградского мединститута (сейчас - Санкт-Петербургский медицинский университет. - "Известия"), которую я имею честь возглавлять. В прошлом году мы вместе с коллегами из Москвы и Томска выиграли грант "Россия-ЕС" по этой тематике. В контакте с европейскими учеными ищем подходы к новым методам лечения.
Вы не только расширяете спектр научных исследований, но и постоянно открываете новые клинические отделения.
Когда я добивался нового статуса центра, многие меня не понимали. Говорили: зачем ты это делаешь, разбрасываешься, теряешь уникальность? Но я уверен, что монопрофильные НИИ могут быть только в медицинском университете. А к нам приходит больной, он хочет и имеет право получить помощь в полном объеме. У нас больные тяжелейшие, часто бывают осложнения, нередко нужны операции на грудной клетке или брюшной полости. И мы были вынуждены переводить таких больных в обычную городскую клинику - но там мы их не контролируем и порой теряем. Поэтому сегодня организуем отделения торакальной и абдоминальной хирургии, получили все лицензии, используем для этого лапароскопическую и робототехнику. Стремимся, чтобы у нас больной получил любую помощь, которая ему нужна.
Хотите создать что-то вроде "северной академии медицинских наук"?
Нет, не академию, а медицинский наукоград. Все новое рождается только на стыке наук. Все должны быть вместе, под одной крышей - экспериментаторы, молекулярные биологи, гематологи, эндокринологи, кардиологи, хирурги, терапевты. Тогда будет что-то новое, будем выигрывать гранты, получать результаты, публиковаться в лучших научных журналах, а пациенты будут получать самую современную медицинскую помощь.
Сколько же длится ваш рабочий день при такой нагрузке?
Когда я приглашаю людей на работу, я им говорю: у вас будет девятичасовой рабочий день: с 9 утра до 9 вечера (смеется).
А какую при этом зарплату предлагаете?
Первые специалисты в кардиохирургии у нас получают почти европейскую.
И кто же разрешил вам такие зарплаты?
А никто не запрещал. Я соблюдаю закон: плачу, как положено, за труд в соответствии с вкладом каждого. Они выполняют определенное количество высокотехнологичных операций, за каждую из них государство платит нам определенную сумму, а процент от нее идет на зарплату. Но зато они работают порой по 15-16 часов в день.
А средняя зарплата по центру?
В декабре была 45 тыс. руб. Средний медперсонал получает около 20 тыс.
Наверное, стоит очередь желающих устроиться сюда?
Проблемы с кадрами есть, но не с количеством, а с качеством.
Часто приходится увольнять?
Не увольнять, чаще передвигать. Я трудно схожусь с людьми, но еще труднее расстаюсь. Стараюсь создать новую ситуацию - перекладываю ответственность на другого, создаю новую должность и т.п. Правда, когда девять лет тому назад пришел сюда, то за первый год поменял 8 заведующих научными лабораториями из 12. Не уволил, а люди поняли, что ситуация изменилась, будут новые требования, и сами ушли, но у нас остались хорошие отношения. А иногда приходится и прощаться. Ну когда два-три человека уходят, остальные моментально начинают работать лучше.
Административные дела - совещания, заседания, пятиминутки - отнимают много времени?
Традиционные утренние совещания у нас проходят два раза в неделю по часу. Люди должны работать, а не совещаться. Я заседания терпеть не могу, провожу по возможности быстро. Но многое зависит от ситуации. Вот сегодня у меня было аж три совещания: стараюсь не откладывать на завтра то, что можно решить сегодня.
Молодые врачи, студенты сейчас другие?
Они более рациональные, романтики меньше - больше конкретики. Учатся довольно часто без энтузиазма, хотя ярких и мотивированных студентов стало больше. Но и уровень требований к преподаванию, по-моему, упал, особенно на базовых кафедрах. Надо начать с того, чтобы не делать вид, что им платят зарплату. По мне, когда говорят: вот человек не работает, давайте будем ему меньше платить, но пусть сидит на своем месте, - это разлагает и коллектив, и студентов.
А что нужно сделать?
То, что государство предлагает ранжировать вузы, абсолютно правильно. Мне нравится система исследовательских университетов. И мы собираемся создать кластер высокотехнологичной медицинской помощи и такого же образования - это должно быть объединено. Надеюсь, доживу до времени, когда в нашем центре будут созданы кафедры постдипломного образования.
Это позволит наконец удовлетворять все потребности в высокотехнологичной помощи, ликвидировать очереди?
В нашем округе мы уже их почти ликвидировали. Дайте нам еще пару лет - и мы потребности закроем. Многое делает и система здравоохранения. В Санкт-Петербурге за последние три года значительно уменьшилось количество больных с инфарктом миокарда, на 17% уменьшилась смертность в целом. А что произошло? Дали денег на оборудование и нужные лекарства, определили стационары, где кардиологическая помощь оказывается круглосуточно. И мы будем распространять эту программу на весь регион.
Знаю, что вы отказались от лестного предложения - стать ректором медицинского университета. Не привлекает педагогическая деятельность?
Напротив, все знают, что два дня в неделю я - на своей кафедре, и эти дни стараюсь не пропускать. Уже 110-й год здесь по вторникам идут клинические разборы, по средам - научные заседания. Но жизнь одна, а не две. Сейчас в центре, с одной стороны, гигантская нагрузка, с другой - у нас гигантские планы.
Давайте о планах. Что еще "подгребем" под ваш центр?
Ничего мы не подгребаем - в этом наше отличие. Ни у кого ничего не взяли.
Но у вас не первый год идет колоссальное строительство, под центр выделяют огромные средства. Почему никому не дают, а вам дают?
Потому что ничего не надо мне лично. Вот мои замы ждут не дождутся, когда наконец построю дачу, потому что надеются, что тогда буду раньше уходить с работы.
А раньше вас уйти нельзя?
Ну, не принято. Нет, если кому-то очень надо...
Кем вы себя сейчас ощущаете: администратором, хозяйственником или врачом?
Все мои успехи - прежде всего врачебные. Ко мне до сих пор пациенты приходят на прием. Есть больная, которая всем рассказывает: я была у него в кандидатской диссертации, была в докторской и теперь у него наблюдаюсь. Есть пациент - ветеран, участник Парада Победы, ему уже 87. В 80 лет мы его прооперировали, и я ему сказал, что он проживет еще 10 лет. Так он считает каждый год: еще четыре осталось, еще три...
Не жалко тратить время на пациентов, когда и без того куча дел?
Для меня это очень важно - продолжать оставаться врачом. Как и то, чтобы каждый сотрудник центра мог попасть на прием к директору и поговорить - я массу информации получаю, докладывают абсолютно всё.
А как при такой нагрузке поддерживаете физическую форму?
Много лет занимался лыжами и биатлоном, поэтому зимой - лыжи, каждый раз минимум "десятка", летом ходьба, велосипед не реже двух раз в неделю.
И с подчиненных требуете, чтобы спортом занимались?
А вы обратите внимание - толстых сотрудников у нас в центре нет. Они знают, что я это не приветствую.
А когда пациенты приходят толстые, вы их тоже укоряете?
Случается! Стараюсь только сказать не обидно. Ведь от самих граждан многое зависит. Главное для здоровья - еда, вода и движение. Не надо врачей делать крайними.
Вы яростный противник курения. А больным все же разрешаете.
Да, мы оборудовали для них специальные закрытые балконы. Дело в том, что после операции резко бросать курить нельзя - будут кашлять, швы разойдутся. Но врачи у нас почти не курят. Дома пусть делают, что хотят. А в любом общественном месте никаких компромиссов - запретить, и все!
А для себя время остается? Есть увлечения?
Люблю балет. Когда-то в молодости подрабатывал в театре оперы и балета врачом, раз по шесть-семь посмотрел каждый спектакль, лет 10 после этого в театр не ходил. Но сейчас хожу с удовольствием: красивое место, красивые люди, атмосфера...
В вашем кабинете уникальная коллекция фигурок догов, на почетном месте - портрет вашего пса Сильвера. Почему именно доги?
Первой моей собакой был дог-потеряшка Гектор. Он жил во дворе первого меда, там его подкармливали. А потом сам пришел на кафедру. Никто не берет, решили отдать мне. У дога ведь интеллект восьмилетнего ребенка, с ним обо всем можно поговорить.
Так это не по известной мудрости: чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак? Вам больные не надоели?
Нет, что вы! Это бодрит, заставляет всегда быть в форме. Ведь такое удовольствие - правильно поставить диагноз, правильно лечить и помочь, чтобы человек ушел радостный. Высший класс, особенно когда ты играющий тренер, а ситуация сложная.
Источник: izvestia.ru