В канун снятия блокады в деревне Перевоз Тосненского района устраивают масштабную реконструкцию боев за освобождение Ленинграда. Молодежь весело играет в войнушку, рядом пышет жаром полевая кухня с гречневой кашей… Блокадник Юрий Костылев не может увидеть этого праздничного действа, хоть и живет в нескольких минутах ходьбы от того места.
Он с нетерпением ждет конца морозов — ведь тогда он сможет «выходить» на улицу. «Выходить» — это значит слезать с койки на самодельную каталку на подшипниках и катиться до двери, а оттуда во двор. Благо от кровати до входной двери меньше двух шагов, а вся «жилплощадь» — от силы 12 квадратных метров. Ведь уже пять лет блокадник-инвалид с женой живут в сарае для скотины.
Обрубок человека
— У нас минус 29 градусов, — предупреждает жена инвалида Валентина Александровна. — Мы топим круглые сутки, но по утрам просыпаемся в холоде.
Старики живут в деревне Перевоз на берегу реки Тосно. Сейчас деревня относится к городу Никольское. Обгоревший остов дома на Заречной улице бросается в глаза. Заливается пес, чувствуя чужих. Рядом со сгоревшим домом — сарай с двумя маленькими окошками. Из трубы сарая идет дымок, а к двери протоптана дорожка.
— Тише, Мальчик! — отгоняет пса Валентина Александровна. — Вот только пес у нас и остался. Содержать другую живность мне уже не под силу — дед-то на моих руках. Да и зимовать животным было бы негде. В их сарае теперь мы сами живем…
У 74-летнего Юрия Костылева нет ног — ампутированы целиком. Многие пальцы на руках тоже ампутированы. Не человек, а обрубок человека. Но Юрий Васильевич с порога заряжает нас шутками и прибаутками.
— Мы с женой каждый день деремся. Правда, бьет только она меня — я-то не могу ей ответить, — смеется инвалид, показывая на свои культи. — Страшно сказать, вместе уже больше 35 лет… Пора старую женку на молодую менять.
Хотя Юрий Васильевич и держится молодцом, но приходится ему тяжело, особенно зимой. Больше всего угнетает собственная беспомощность — нет возможности выйти на улицу (кости отмерзают, поясняет он). В сарае — никаких удобств: вместо туалета — горшок, вместо бани (растапливать ее зимой невозможно) жена протирает мужа влажной тряпкой.
— Летом я на машине разъезжаю везде, дома не бываю, — гордо рассказывает Юрий Васильевич, глядя в окно, где под снегом стоит его инвалидная «Ока». — Сам ее переделал под свои нужды, управление переместил на руль. Но, когда ниже нуля, не могу ездить. Каждый год медкомиссия не хочет меня пропускать — мол, и пальцев-то нет, не могу водить машину. А я им говорю: «Садитесь, прокачу с ветерком!»
Водит Юрий Васильевич виртуозно — до болезни он работал шофером тягачей. До 1994 года был здоровым статным мужчиной, мастером на все руки, изобретателем.
— Его на работе звали «доцентом», — говорит жена. — Все время что-то изобретал. В 1982 году сам собрал трактор, распахал весь участок, земля была как пух! Дачники — а у нас тут директора институтов отдыхают — сбежались смотреть на чудо, звали даже к себе работать.
…Болезнь Рейно — трофическое нарушение мелких сосудов — и последовавшая за недугом гангрена практически за неделю сделали из здорового мужчины инвалида первой группы. Валентина Александровна, которая раньше горя за мужем не знала, оказалась единственным помощником.
— Я и дрова пилю, и в огороде хозяйничаю, — перечисляет 74-летняя женщина свои обязанности. — Машину тоже его чиню, он руководит, а я при нем механиком. У нас до его болезни были корова с теленком, лошадь с жеребенком, но пришлось их отдать.
Короткое замыкание
Правду говорят, что беда не приходит одна. Гордостью супругов Костылевых был новый бревенчатый дом. Юрий Васильевич построил его сам, даже сделал электрический лифт, чтобы жена могла спускаться в погреб за припасами.
В ночь на 19 марта 2005 года за окном бушевал ураган.
— В 8 метрах от участка проходит ЛЭП, — рассказывает Юрий Костылев. — На соседнем участке стояла липа, и ветви дерева касались проводов. В тот день был сильный шквальный ветер, до 16 метров в секунду. Видимо, ветви и провода стали схлестываться, искрить, случилось короткое замыкание… Искры упали на крышу гаража, деревянные постройки запылали мгновенно.
К счастью, супруги до поздней ночи смотрели телевизор. Юрий Васильевич уверен: если бы они уже спали, то не успели бы выбраться из горящего дома. А так жена только и смогла что вытащить безногого и схватить портфель с документами — в том числе и с блокадными удостоверениями.
Погибло все — дом, мебель, все вещи, двигатель «Оки». Приезжали пожарные инспектора, милиция, сотрудники МУП «ЖКХ «Электросети», отвечающие за безопасность линии электропередач.
— Возмещать ущерб нам никто не собирался, — говорят Костылевы. — Через месяц только приехали люди из Горисполкома, вагонкой обшили наш сарай, чтобы мы могли в нем жить, он-то у нас в один кирпич, для скотины строился. А уж печку мы туда сами поставили, трубы по всему периметру провели, чтобы тепло было. Хорошо хоть, вода проведена. Правда, только холодная.
Год инвалида-блокадника мурыжили в различных инстанциях, везде давали от ворот поворот.
— Я отчаялся, написал письмо президенту Путину, — показывает Юрий Васильевич на портрет ВВП. — Видимо, получили нагоняй местные власти — дело передали в суд.
За истца из-за его инвалидности выступила прокуратура Тосненского района. Но почему-то не особенно рьяно — бесчисленные помощники прокурора лишь молча скучали на судебных заседаниях. Ответчики из «ЖКХ «Электросети» заказали судебную экспертизу, приезжали эксперты, разглядывали провода.
— В итоге экспертиза признала, что искры не могли вызвать такого пожара, — говорит погорелец. — Судья Александр Ваганов не обратил внимания на свидетельства очевидцев, что провода искрили и раньше, мол, конкретно момент возгорания «никто не видел».
Явные нестыковки в экспертизе (скорость летящей искры в расчетах оказалась в 4 раза медленней скорости ветра) не поколебали уверенности тосненского служителя Фемиды. Он вынес решение отказать в иске, так как «связь пожара и аварийного состояния ЛЭП не выяснена».
— А Госпожнадзор наоборот подтвердил: возгорание произошло от искр, — мечется между двух инстанций инвалид. — Получается замкнутый круг. Прокуратура почему-то отказывает в пересмотре дела. История мутная… Думаю, опять писать президенту — теперь уже Медведеву. Ведь что получается — в матюгальнике (так Юрий Васильевич обзывает радиоприемник — единственный источник информации. — Прим. авт.) только и говорят про блага для блокадников и инвалидов, квартиры к 65-летию Победы дают, а я живу пять лет в сарае, чиновники от меня шарахаются, прокуратура и суд со мной по-свински поступили. Я только прошу — хоть через вашу газету: постройте мне новый дом!
За медальон с трупа давали конфету
Никакие трудности не убивают чувства юмора 74-летнего инвалида. Но есть одна тема, над которой у него смеяться не получается, — блокада.
— Я не буду говорить про блокаду, — голос весельчака Юрия Васильевича дрожит, лицо кривится, обрубком руки он пытается убрать набежавшие слезы. — Не могу. Всю блокаду провели с матерью в деревне Овцино Всеволожского района. Прямо на линии фронта…
То, что 5-летний Юрий Костылев остался в осажденном городе, — как ни странно, счастье.
— Его уже собрались эвакуировать с другими детьми, посадили в грузовик, — рассказывает за мужа Валентина Александровна. — Но в последний момент мать схватила своего Юру на руки и закричала: «Не отпущу, умирать — так вместе!» Он и остался. А те дети все погибли — их паром немецкий самолет потопил.
— А мы все выжили — я, мать, тетка и двоюродный брат, — говорит Юрий Васильевич. — Зарезали лошадь, остались голова и копыта. Тем и сыты.
О своем блокадном детстве Юрий Костылев рассказывает, только когда выпьет. Как прямо за их домом люди из «особого отдела» расстреливали своих же за «невыполнение приказов» и сбрасывали в канаву. О том, как шестилетним сыпанул пороха в печку. Как с другом чуть не умерли из-за буханки хлеба.
— Хлеб привез перевозчик по Неве, — вспоминает инвалид. — Попросил нас, пацанов, помочь перетащить буханки в булочную. А я одну взял да и кинул незаметно в кусты. Потом пришли с другом туда и сожрали целую буханку! И сидим — вздохнуть не можем! Так бы и загнулись от заворота кишок. Хорошо, нам в детском садике промывание сделали.
Прорыв блокады Юрий Васильевич помнит до сих пор
— Сначала мимо нас бежали солдаты, тащили на себе фанерные лодки, чтобы форсировать Неву, — рассказывает он. — А через день, после боя, по реке поплыли обратно тысячи трупов. Хоронить их было негде и некому, поэтому их связывали веревкой, и катер тащил этот груз в город. А у нас, ребят, тоже была работа: ходили по берегу и снимали медальоны с умерших. Когда относили их в «особый отдел», нам давали конфету. Трупов мы не боялись. Я помню, что воду набирал из речки, так прямо на труп вставал ногами — так было удобней. В невскую воду, кстати, приходилось добавлять таблетки перекиси водорода. Иначе отравились бы трупным ядом.
…Уходим от Костылевых уже под вечер, Валентина Александровна провожает до реки.
— Не надо нас жалеть, — говорит она тихо. — Мы еще лучше других стариков в Перевозе живем, те совсем загибаются. Мы же дети войны — и не такое видали. Приезжайте к нам летом — мой дед купит рыбу, у нас коптильня есть, устроим пир.
Любовь Румянцева
Источник: mk-piter.ru