О том, у кого в жизни не было фальшивых нот

Высокий колоритный человек – прямо богатырь из русских сказок! Два шага от двери – прямо, два – направо, разворот и уверенное движение к библиотечной стойке.

Ловлю его на полпути:

– Здравствуйте! Присаживаемся, начинаем разговор…

…А по радио пели «А у нас во дворе»

– У вас яркая фамилия. Откуда она? Ваши предки имели отношение к созданию этой красивой национальной одежды? Есть в семье легенда на этот счет?

– Мне никто никогда не говорил о происхождении фамилии, да я и не спрашивал. Мои родители – обычные люди, мама – строитель, папа – грузчик. Правда, когда в космос полетел космонавт Сарафанов, все интересовались, не родственник ли он мой. Нет, не родственник, однофамилец.

Он родился в 1962 году в Москве, на Шаболовке. Сейчас живет в Измайлове.

Голос у него от мамы, которая, хоть нигде пению не училась, прекрасно исполняла народные песни, особенно любила «Среди долины ровныя»…

Долгожданный поздний ребенок то ли по ошибке врачей, то ли по злому умыслу судьбы родился незрячим, и мама ушла в свое горе, забыв про песни. А с музыкальным миром мальчик познакомился благодаря радио, которое едва ли не с пеленок очаровало его волшебным царством звуков. Потом родители купили радиолу, которая открыла Юрию двери в настоящее искусство. Самая любимая песня тех лет – «А у нас во дворе», которую пел Иосиф Кобзон.

Но… петь самому? А почему бы и нет? Пением его увлек учитель музыки московского интерната для слепых и слабовидящих детей № 1 Валентин Дмитриевич Кондратьев. Их поющий класс, в котором Юрий был солистом, постоянно занимал призовые места на конкурсах отрядной песни. Он помнит, как даже члены жюри аплодировали им, мальчишкам, после исполнения на три голоса Венгерского танца № 1 Брамса.

Однако, несмотря на эти успехи, после окончания интерната Юрий пошел работать на учебно-производственное предприятие Общества слепых слесарем. Там стал заниматься в вокальном кружке под руководством заслуженной артистки России Веры Александровны Абишевой, которая поставила ему голос и научила работать над собой. «Когда Вера Александровна, совершенно не напрягаясь, спела всего две ноты, я понял, что снова пришел в первый класс, – вспоминает Юрий, – мои музыкальные университеты как бы начались заново».

Забегая вперед, надо сказать, что именно «школа» Веры Александровны помогла Сарафанову успешно сдать творческий экзамен в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Более того, один из преподавателей заметил, что с такой подготовкой вполне можно защищать диплом.

Что у вас с глазами?

Может, Юрий так всю жизнь и проработал бы на предприятии слепых, посвящая занятиям пением лишь свой досуг, если бы друзья-товарищи его по работе, восхищенные красивым драматическим бас-баритоном товарища, не подталкивали к учебе. Но Юрий считал, что незрячего человека ни за что не возьмут в училище, тем более была свежа в памяти история с одноклассником, который пытался поступить в Российскую академию музыки имени Гнесиных, но после первого же спетого романса был остановлен вопросом: а что у вас с глазами? Но тут, на его счастье (и не только его) как раз выходит Постановлением правительства о внеконкурсном зачислении в учебные заведения инвалидов, сдавших вступительные экзамены на положительные оценки. Значит, судьба? И он решается и подает документы в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова (ныне Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова) Однако приемная комиссия отнеслась к незрячему абитуриенту холодно, и поначалу даже документы принимать отказались. Юрий вспоминает: «Характер у меня сложный. Я человек настроения. Но если захочу чего-то добиться, обязательно это сделаю… Меня послали к врачу. Потом снова в приемную комиссию. Там потребовали письменного разрешения директора на прием документов. К счастью, директор Анатолий Леонидович Корсакович уже имел дело с незрячими ребятами. Он сказал: «Иди и скажи, что я разрешил. Но предупреждаю, что экзамены сдавать будешь на общих основаниях».

Так Юрия Сарафанова приняли в училище и зачислили в класс солиста Театра К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко – Яна Романовича Кратова, с которым дружит до сих пор.

Годы учебы – самые счастливые, ведь они наполнены удивительным ощущением, когда ты веришь в себя, а учителя – в тебя. Выпускные экзамены у Сарафанова принимала знаменитая Валентина Николаевна Левко, которая, кроме высокой оценки, вынесла еще и вердикт – парню нужно учиться дальше. Она же посоветовала ему взять в Министерстве культуры целевое письмо на целевое же место: в Гнесинский институт.

Ускорить процесс помог все тот же Анатолий Леонидович Корсакович. Он сказал: «Есть у меня в министерстве дружок. Напишу-ка я ему письмо, а там как Бог даст».

Бог дал. За спасительным пропуском в мир профессиональных певцов Юрию пришлось ходить три дня. Правда, секретарь министерства отметила, что ему еще повезло – за этим письмом по полгода ходят. Учителями Юрия в Российской академии музыки имени Гнесиных стали Евгений Семенович Белов и Геннадий Николаевич Фофанов.

Пою всё!

В начале 90-х годов Юрий Сарафанов участвовал в нескольких музыкальных конкурсах. Стал лауреатом Всероссийского конкурса незрячих исполнителей, затем лауреатом 7-го Международного конкурса незрячих исполнителей в Праге. Получил диплом на 1-м Международном конкурсе имени Бориса Рубашкина и специальную премию за лучшее исполнение романсов Чайковского на Международном конкурсе вокалистов имени Глинки. По своим возможностям он мог бы войти в число лауреатов столь престижного конкурса, но дирижер оркестра, с которым он должен был идти на третий тур, отказался аккомпанировать слепому певцу. В итоге – специальная премия. Конечно, тоже престижная, но...

Привкус горький ощущаете? Дают ли победы на конкурсах какие-то преимущества музыкантам?

– Нет, – отвечает Юрий – только прибавляют ответственности. Ни концертов, ни туров, ни новых гастролей в качестве приза не полагается. Исключением, может быть, является Конкурс имени Чайковского. Но туда точно незрячего не допустят.

Однако обижаться на судьбу пришлось недолго. Скоро она по-своему утешила молодого певца, преподнеся подарок в виде работы над оперой Гайдна «Орфей и Эвридика» с выдающимся дирижером Ричардом Бонингом. Десять дней прошли как один. Юрия поразил стиль работы дирижера, на репетициях он не ругал певца, а поощрял за работу тактичным одобрением: «Завтра будет еще лучше». Это сотрудничество позволило Юрию успешно сдать «оперный класс» в институте и впечатлило на всю жизнь.

Вот что говорит он о своих пристрастиях:

– У меня нет любимых произведений. Я люблю всю классику, и зарубежную и русскую. Пою всё. Для меня главное, чтобы зритель не просто слушал, а думал и сопереживал. Шуберт, Шуман, Гайдн, Чайковский – для людей старшего поколения это воспоминания о тех временах, когда можно было ходить в консерваторию и слушать профессиональных певцов, для молодежи – это путь к познанию…

Петь классику на языке оригинала – это и большая ответственность, и большой труд. Надо же знать языки. Но Юрия это не пугает:

– С английским дружу давно. В институте учил итальянский, немецкий, французский. И от усвоенного с тех времен правила – петь на языке оригинала – отступать не собираюсь. Естественно, при разучивании произведения внимательно слушаешь произношение, расставляешь интонации, делаешь подстрочник. В этой работе помогает жена, а также знакомые. Мне иногда говорят – зачем ты так стараешься, ведь слушатели не знают языка и не следят за произношением? Обычно отвечаю так: это знаю я и потому никогда не допущу фальши.

К вопросу о вопросах

Да, учителя могут гордиться своим учеником. Помимо уже названных педагогов воспитывать музыкальную культуру, по словам Юрия, ему помог весь репертуар Большого театра 70-х годов и итальянского Ла Скала – до 70–80-х годов. Помогли и пластинки тех лет. «Если я начну перечислять певцов, у которых учился, – говорит Юрий, – получится 10–15 страниц убористого текста. Сейчас, кстати, для спецбиблиотеки слепых готовлю монографию о людях, которые оказали на меня большое влияние.

Со своими учителями Юрий дружит до сих пор. К сожалению, многих уже нет в живых. Но с Яном Романовичем Кратовым перезванивается постоянно. Мечтает о сцене Большого, о Большом зале консерватории, Зале Чайковского. И обязательно вместе с симфоническим оркестром. Пока ему довелось выступать в Малом зале консерватории, в Колонном зале Дома союзов.

Юрию Сарафанову посвящен специальный стенд в Государственном музее «Преодоление». Его имя на сайте лучших выпускников Гнесинки. Он, конечно, многое смог, сделал, преодолел в своей жизни, работе, творчестве. Но есть проблемы, обусловленные отсутствием зрения. Даже когда он устраивался «иллюстратором» на концертмейстерскую кафедру Гнесинки, предпочтение было отдано менее голосистым, зато зрячим девушкам. И если бы педагог Вера Михайловна Никитина не уговорила подругу взять Юрия в свой класс, он не получил бы даже эту работу. А Юрий?

– Надо уметь идти наперекор всем «за» и «против». Люди, конечно, сначала пугаются слепого. А потом привыкают. Однажды я спросил своих преподавателей: «Неужели вам было так трудно со мной?» Они ответили вопросом на вопрос: «А кто-нибудь это ощущал?..»

Самый больной вопрос для него сейчас – работа. Он выступает в основном в так называемых малых залах: библиотеках, музеях, домах отдыха, санаториях. У него нет ни дисков, ни продюсеров. Он с некоторой завистью следит за судьбой слепого певца из Италии Андре Бочелли, который с успехом гастролирует по миру («ВМ» недавно опубликовала небольшой материал об этом певце – см. номер от 6 ноября).

Увы, у нас другое отношение к слепым. Вот и в истории с Юрием Сарафановым «наш» дирижер отказался работать со слепым певцом, а не «наш» Ричард Бонинг согласился. «Наши» боятся, что незрячий не попадет в ноту, не заметит взмаха дирижерской палочки и пропустит вступление. Но ведь у незрячих музыкантов есть и преимущество: у них абсолютный внутренний слух и великолепная музыкальная память. Да, они не читают с листа ноты, но могут выучить их наизусть. Конечно, для этого им нужно чуть-чуть больше времени, но в итоге-то они не подведут. Поэтому, уверяю, если незрячий человек творческой профессии может вопреки всему с помощью чутких педагогов получить великолепную музыкальную подготовку, то сделать карьеру в одиночку он не сможет никогда.

…И как тут не вспомнить не столь далекие времена, когда у нас в стране существовала система распределения специалистов. Так, незрячий певец из Якутии Матвей Лобанов в советские годы после окончания Московской консерватории получил направление в Якутский театр оперы и балета, где пел все главные басовые партии. Кроме того, у него была большая концертная программа. Он смог реализоваться. Сейчас от практики распределения специалистов отказались все вузы страны, не только творческие. Чтобы выживать, выпускники устраиваются кто как может, и чаще всего не по специальности. В рыночных отношениях творческим людям сложнее всего, и особенно это чувствуют инвалиды. Сейчас в Москве очень многое делается для улучшения их жизни. Совершенствуется инфраструктура, решаются вопросы трудоустройства. Но вот представители творческих профессий из круга этой заботы как будто «выпали»… Но кто-то ведь может и должен вспомнить о них, об этих людях, этих талантах? О лауреатах международных конкурсов, таких, как певец Юрий Сарафанов, пианист и дирижер Алексей Панов? Помочь, поддержать, дать возможность продолжить полноценную творческую жизнь. Их ведь не так уж и много у нас, ТАКИХ талантов…

Валентина Кириллова

Источник: vmdaily.ru