Благотворительная организация ROOF: Russian Orphan Opportunity Fund с 1997 года работает с воспитанниками российских детских домов. Один из проектов ROOF - образовательная программа для детей из психоневрологического интерната в деревне Бельское Устье Псковской области. Выпускник Оксфордского университета Ховард Эмос провел там июль в качестве добровольца. Анна Асланян встретилась с Ховардом и записала его рассказ.
Впервые я услышал про ROOF несколько лет назад, когда учился в университете. Основной моей специальностью была история, а кроме того, я изучал русский. Как и большинство других волонтеров из Оксфорда, я хотел попрактиковаться в языке, вот и поехал, еще будучи студентом. Эта поездка - третья.
Большинство детей в интернате до недавнего времени считались необучаемыми. Их с самого раннего возраста записали в эту категорию. Многие из них действительно страдают какими-то расстройствами, порой достаточно серьезными; поначалу это шокирует, но скоро привыкаешь. Больше меня поразило другое - то, что среди них есть ребята, которые могли бы вести нормальный образ жизни, будь у них семья. Не все они сироты - некоторых бросили родители.
Мы проводили с ними развивающие занятия: играли, рисовали, мастерили. В этом году мне достались две группы: мальчики-подростки и самые младшие девочки, 7-8-летние. Со старшими ребятами было интересно. Некоторым из них уже по 17 лет, раньше мне таких больших не доверяли. Там, в детдоме, традиции похожи, как мне рассказывали, на пионерские: линейки, отряды, девизы. Наш отряд назывался "Пираты". Спортивные мероприятия затевать там довольно трудно - есть дети-инвалиды с физическими нарушениями, их нехорошо исключать из общих игр. Зато мы устраивали тематические дни: например, на день истории сделали шлемы и оружие, оделись рыцарями, а потом перед нами выступали приехавшие из Пскова люди, которые увлекаются реконструкцией исторических событий.
В младшей группе было особенно тяжело с одной девочкой. Не знаю всех подробностей, но видно, что на ее долю выпало немало. Говорили, будто ее совсем маленькой держали во дворе с собаками; она была явно травмирована. Когда к ней подходили, кричала: "Ляг, ляг!" Ей невозможно было ничего объяснить. Моя напарница-англичанка, не знавшая русского, проводила с ней много времени один на один. Это был единственный способ хоть чем-то с ней заниматься. К концу месяца девочка стала вести себя гораздо спокойнее, начала здороваться, участвовать каких-то в играх. Наверное, в первый раз за всю жизнь у нее сложился близкий контакт с человеком.
Я начал с того, что хотел улучшить свой русский, и это в какой-то степени удалось. Что касается таких тем, как рисование, прикладное искусство, тут у меня словарный запас пополнился очень сильно. Понимали ли меня дети? Они попросту не знали, что на свете есть иностранные языки, что не все люди говорят по-русски. Так что да, понимали. Поначалу много сложностей вызывало мое имя - никто не мог его произнести. Кто называл меня Говард, кто Ховард. А раз подходят ко мне ребята и спрашивают, как мое отчество. Я говорю: у меня его нет; в большинстве стран ими не пользуются. Но объяснить им это я так и не сумел; пришлось представиться Ховардом Роджеровичем.
Нас, добровольцев, было человек 25: семь или восемь англичан, остальные - из Москвы, Петербурга, Пскова, из Украины. Большинство были мои ровесники - двадцать с небольшим, многие студенты. Некоторых из русских я знаю по прошлым годам, мы дружим, переписываемся.
Были девушки из Оксфорда, про которых я сначала подумал: это не для них, слишком непривычные. Однако и они втянулись быстро и почти не жаловались. Условия там весьма примитивные - жили мы в соседней деревне Бараново, все в одном доме, места в котором было не очень много на такую команду. Поэтому я спал в палатке. Иногда по ночам было холодно, но мне нравилось. Готовил на всех один человек, еда была простая: каша, тушенка (не особенно вкусно, но дешево). Там есть колодец и баня, ее топили дважды в неделю; зато рядом - речка, это выручало.
На развлечения времени почти не оставалось: работали по шесть дней в неделю, и, хотя сами занятия с группами занимали часов пять в день, немало времени уходило на подготовку. У многих детей внимание то и дело перескакивает с одного на другое, поэтому с ними надо все четко продумывать, включая запасной вариант, если что-то не получится. А я ведь еще и не слишком бегло говорю по-русски...
Скажем, если на занятии планировалось мастерить какую-нибудь модель, я заранее делал ее сам, чтобы можно было им что-то показывать на образце. По воскресеньям можно было куда-то выбираться, но пока проснешься, пока встанешь...
До Пскова от соседнего городка Порхова ехать часа полтора, а куда-нибудь еще - слишком долго. Мне хотелось побывать в Михайловском, в Старой Руссе; надеюсь, еще будет случай. Из мест поблизости запомнились Холомки, бывшая усадьба князей Гагариных: дом стоит развалившийся, но при желании можно залезть в окно.
Когда я приехал этим летом, многие детдомовцы меня узнали, вспомнили; с некоторыми нам удавалось общаться довольно тесно. С одним мальчиком, Сашей, мы особенно подружились. Ему 17 лет, он, как и я, интересуется историей. Поразительно, откуда он столько знает, как он вообще научился читать - ему ведь никогда ничего не преподавали! Это один из самых умных ребят в интернате; я уверен, что он прекрасно мог бы учиться. Мне запомнился невероятный случай: дело было перед утренней линейкой, мы с ним разговаривали про римского императора Константина, который обратился в христианство. Выяснилось, что Саша знает такие вещи, которых не помнил я. Все вокруг носятся, кричат, размахивают палками, а он тоже взял палку и, чтобы мне было понятно, о чем он рассказывает, начертил на земле символ - так называемую христограмму. Я не поверил своим глазам.
Очень хочется надеяться, что в интернате начнутся постоянные уроки. Над этим работает ROOF - программа реабилитационного центра именно в этом и состоит. Другая благотворительная организация "Росток" тоже принимает участие в судьбах ребят, пытается как-то приспособить их к самостоятельной жизни. Например, в соседней деревне создана артель, там работает кто-то из выпускников.
До недавнего времени большинство детдомовцев, когда им исполнялось 18 лет, отправляли в госучреждения для психоневрологических больных (как правило, на всю жизнь). Саше будет 18 в ноябре, дальнейшая его участь пока неизвестна, возможно, его тоже поместят в интернат для взрослых.
Сами дети ничего не знают про свое будущее - с ними на эту тему просто не говорят. Сейчас я пытаюсь устроиться через ROOF в Бельское Устье учителем. Если все сложится, как задумано, поеду туда снова осенью, на более долгий срок. Организация собирается взять шефство над еще одним детдомом, но я хочу работать там же, где раньше - иначе это будет своего рода предательство.
Пока решаются организационные вопросы, Ховард Эмос проводит дни в Британской библиотеке, читая труды по детской психиатрии. Встретится ли он когда-нибудь еще со своим воспитанником Сашей, неизвестно. Как бы то ни было, несомненно одно: молодому англичанину и его товарищам-волонтерам удалось не только увидеть российскую жизнь своими глазами, но и что-то в ней изменить.
Источник: bbc.co.uk