– У нас на каждого члена семьи по псу: трое «немцев» — у меня, мужа и дочери Даши. У Сашки, сына-пятиклассника — дворняга, мы ее на улице подобрали, отогрели, вылечили. Моя школа! Я с детства всех замерзших, обездоленных собирала. А голден-ретривера Муху подарили коллеги из Петербургского центра канистерапии. Мушка — профессионал! Конечно, столько домочадцев в квартире не помещаются, мы дом купили, вольеры построили. Далековато от центра, но машина быстрая. Одна проблема — сверху, из машины бродяжек еще лучше видно, так что опаздываю вечно: пока загрузишь, пока к ветеринару отвезешь, — рассказывает Наталья.
Сегодня, впрочем, в машине пустовато: Муха и дочка Даша едут на работу в Омский центр канистерапии, а в багажник загрузили пару санок.
– Новый год, занятий пока нет, у нас целыми днями «покаталки». Все расписано по графику: возле Домов культуры, в парках, в центре, — объясняет Наташа. — Бесплатно, конечно. Канистерапевт — это профессия, в которой уметь нужно многое, а денег за это не получаешь. Да и не хочется как-то, честно говоря.
– Потому что собак любите?
– Кого-то люблю, кого-то не очень. Они же все разные, со своими характерами. Но как существовать без собак, мне кажется, никогда не понимала. Я кинолог не из ученых, а из спортсменов. Можно ведь 100 лет учиться, а ничего не уметь. Мы с Толстым, моим первым породистым псом (у него имя по родословной не выговоришь), 2 раза были абсолютными чемпионами России. Сначала я стала кандидатом в мастера спорта, потом стала судьей, теперь еще президент Омской Федерации кинологического спорта и прикладного собаководства, — говорит Наталья. — С детками начала работать еще в раннем возрасте. Во Дворце пионеров был организован клуб «Кинолог». Мы выступали в школах, детдомах. Это, конечно, не канистерапия, но настроение поднимают! А когда в пединституте на психолога училась, уже задумываться стала — дети-то тянутся, их можно закрутить–завертеть! Стала изучать западный опыт еще в 1998 году. В Питере основы канистерапии стали закладываться только 10 лет назад, на тот момент создать центр у нас, в глубинке, было нереально. А 2 года назад взялась всерьез — Санкт-Петербургская ассоциация канистерапевтов обучила наших пятерых сотрудников. С помещением помогли в департаменте по делам молодежи, физической культуры и спорта. Сделали ремонт, в октябре объявили набор волонтеров с собаками.
Центр канистерапии находится на первом этаже пятиэтажного дома. Впрочем, из десятка открытых дверей ему принадлежат только два офиса — маленькая комнатка, которая служит самим офисом федерации, и зал для занятий, в два раза больше. Возле офиса здания толпятся люди и собаки. Муха чинно заходит в открытую клетку, стоящую на полу офиса.
– Сегодня же нет занятий?
– Занятий нет, но всем что-то нужно, — смеется Наташа. — Я же еще собак дрессирую, это как раз заработок. Народ, не толпитесь у двери — идите в зал! Сейчас посмотрю ребят, узнаю, на какой курс им записаться нужно, да распущу.
Офис постепенно наполняется. Женщина в униформе федерации что-то ищет под столами, приговаривая, что надо убрать зал, двое мужчин таскают коробки с конфетами и соком, Даша обнимает вновь прибывших, весело хохочет мальчишка лет 4-х.
– Это наши дети, центровские. Центровые! — шутит Наташа. — Такая у нас традиция — своих ребят приводить на занятия. Если хотят, конечно. Это тоже своеобразная терапия. Ведь ребята, которые у нас проходят реабилитацию, обществом негласно отторгаются: аутисты, даунята, ДЦПшники.
Что-то мокрое тычется мне в ладонь. Я дергаюсь, поворачиваюсь. На меня внимательно и печально смотрит рыжий пес величиной с теленка.
– Здравствуй, мой зайчик! — Наташа бросается обнимать чудище. — Вы погладьте, они у нас тут все добрые, сами подставляются. Рикардо тоже очень хороший специалист. Все наши собаки прошли серьезное тестирование на способность работать, обучились, получили сертификаты. Главное, они должны быть управляемы и не агрессивны, в первую очередь, по отношению к детям. Реакции у ребятишек ведь разные. Не обязательно быть меланхоликом или сангвиником, иногда, наоборот, нужно, чтобы ребятенка закрутил-завертел шелопупный холерик. А иногда требуется, чтобы он просто сидел и молчал. 40 собак с хозяевами-волонтерами на 45 детей, и каждый ребенок выбирает свою. Кто-то не принимает лохматую, кому-то комфортнее с большой, кому-то нравится рыжая, а не белая. Бывают совершенно неожиданные открытия. 6-летняя Алиса с синдромом Дауна, например, месяц ни с кем не общалась, пока не привели хаски Алисию. И так ее поразило совпадение имен, что барьер снесло начисто — со всеми животными теперь общается! Аутисты первый месяц, бывает, вообще не замечают, что тут собака. Это люди сами в себе, их внимание надо заслужить. У собак получается. Работает это примерно так: животное вызывает положительную эмоцию, которая дает выброс окситоцина. Гормон радости начинает негатив блокировать, а заблокированный позитив выталкивать. И вот в толчке выскакивает что-такое хорошее. А что именно — никогда не знаешь заранее. Пришла 7-летняя девочка-аутист, я маме выговор сделала: почему не причесались? Оказывается, ни разу в жизни не причесывались, не может, скукоживается. Вот, говорю, смотри, чешем собачку, красивая? Теперь чешем тебя. На следующем занятии смотрю — ребенок с хвостиками!
Правда, такие чудеса, как честно признается Наташа, случается нечасто. И чаще всего по причине неточного диагноза.
– Мы не врачи, диагнозы не ставим. Но все нарушения построены вот на этом, — Наташа стучит себя по голове. — Придут с пачкой бумаг, спрашиваю, МРТ делали, какая лобная доля не работает? Нет, не делали. Как же вам диагноз поставили? Ведь и здоровый ребенок может растеряться или просто не захотеть команды медиков выполнять. Я одной маме на первом же занятии сказала: нет у вас аутизма. Она плачет: я устала доказывать врачам… Да не надо доказывать, живите, идите в нормальный садик! Нельзя всех по одной схеме оценивать! А бывает не столько болезнь, сколько избалованность. Больной — значит, можно все. Не надо дрессировать ребенка, но учить, кто «старший в стае», необходимо. И управлять разумно, без постоянных окриков «лежи», «стой», «сиди». У нас и родители у собак учатся. Животное принимает ребенка таким, какой он есть, отдает тепло, не требуя ничего. Получается — лизнет, не получается — сделает вид, что не заметила. Но часто, к сожалению, мы видим, что помочь можем только положительными эмоциями, поражение головного мозга мы не исправим. В любом случае обычно это долгая тяжелая работа.
В убранном зале скачет сам с собой 7-летний Миша, периодически подскакивая к Доре, белому ретриверу, единственной собаке в центре, которую принимают все без исключения. Дора, по словам ее хозяйки-волонтера, девушки лет 25-ти, филолога Юлии Стрельской, подверглась самым суровым испытаниям: ее даже пугали шваброй и веником, на что Дора с Юлей реагировали почти одинаково, несколько недоуменно наклонив головы «вроде взрослые люди, а так себя ведут…»
– Потом стало понятно, зачем все это было нужно, — рассказывает Юля. — Некоторые ребята терялись, не знали, как реагировать, они, собственно, впервые с кем-то общались, кроме родных. Миша поначалу попытался даже ущипнуть Дору. А она его лизнула! Он был настолько потрясен, что с удовольствием улегся на подставленный бок собаки. И заулыбался — первый раз за всю жизнь.
Полежать с собакой — обычное упражнение в центре канистерапии. Собираются вместе методисты и волонтеры, дежурящие в этот день, чтобы было спокойнее. Ничего особенного вроде бы, сначала ребенок немного скован, потом потихоньку расслабляется… И происходит маленькое, но чудо:
– Представляете, 7-летняя Наташа разжала левую ручку, скованную спазмом: несколько лет назад она выпала из окна пятого этажа, получив тяжелейшие травмы, — удивляется методист-психолог Светлана Миронова.
Впрочем, в канисцентре нет сложных упражнений, все просто: покидать мячик, полазать с песиком через туннель, понырять в обруч. Для каждого ребенка разрабатывается своя программа. Аутисту важно действовать по правилам, «проведя» собаку по четкому маршруту, ребенку с синдромом Дауна — потренировать память, поиграв в прятки, для малыша с ДЦП труднее всего забыться настолько, чтобы вдруг сделать шаг.
16-летняя Галя еще 2 месяца назад боялась не только собак, но и людей, не могла подойти к ним ближе, чем на 20 метров. Придумали гулять по отдельности, но вместе. Галя с мамой и чуть в отдалении методист-дефектолог Елена Франкова со своим крошечным грифоном. Сближение происходило медленно, но верно. Сейчас Галя сидит на диване рядом с Наташей, оживленно что-то рассказывая. Звуки получаются с трудом, она помогает себе руками, головой. Наташа, кажется, все прекрасно понимает, во всяком случае, слушает внимательно, иногда улыбаясь в ответ.
Миша, устав кидать мячик, который ему неизменно приносит зубами Дора, внезапно бросается на шею методиста Светланы Мироновой. В углу тихо сползает на стул Мишин папа — он и не надеялся на такое. Наташа прижимает палец к губам, показывая ему: «Не спугните!»
– Ведь уже полстраны объехали, — потрясенно шепчет мужчина в ответ.
– У собак какая-то особая связь с детьми. Мы и сами не понимаем, как это происходит, — смеется слегка придушенная Светлана, когда Миша вновь уносится вдаль. — У нас тут все начинают обниматься, целоваться. Уже это результат, потому что родители знают — можно всю жизнь ждать проявлений чувств от аутиста и не дождаться.
– Запрягаем! — раздается за спиной команда Наташи. — Мальчики, девочки, запрягаем собак!
На улице людей не меньше сотни, собак еще больше. Пушистые «терапевты» сегодня — команда поддержки. Стоят рядом с хозяевами-волонтерами, внушая своим видом спокойствие детям. Работают другие — Федерация ездового спорта привела с десяток хаски. Руководитель лично следит за поведением подопечных, но что-то идет не так. Наташа берет власть в свои руки — скулит прижатый коленкой к снегу серо-черный красавец.
– Бегать хочет! А бегать спокойно не может, к другим задирается, балбес! Пусть отдохнет, — объясняет Наташа.
Плачет 4-летняя Настя — не хочет надевать варежки, несмотря на мороз в 24 градуса. Хохочет 6-летняя Аня, носясь вокруг по непонятной траектории. Миша тоже уже здесь, правда, кажется, утомился от общения и старательно роет снег на аллейке.
– Родители, не напирайте! — командует Наташа. — Трассу сокращаете! Не волнуйтесь, пристегнуты, не выпадут!
А по снегу уже во весь опор скачут хаски. И кто-то все-таки переворачивается, вопя от восторга, и громче ребенка вопит от счастья мама:
– Он кричит, кричит! Не молчит!
Осторожно приближается к «лошадкам» семейство Семеновых: 30-летний слесарь Иван, бережно поддерживая прихрамывающую жену-инвалида первой группы, осторожно усаживает в санки Ярослава.
– Мы занимаемся третий месяц. Пока не говорим, но стали больше ворчать. Ручку разжал, наконец, одну. А главное — хоть с кем-то мы общаемся, в Омске ведь больше негде таким детям встречаться. Занимаемся с педагогами, массаж делаем, но индивидуально. А тут и люди, и собаки!
Откуда-то из полумрака выныривает Наташа, тянет меня за руку.
– Вот Дед Мороз, знакомьтесь!
Никакого деда и близко не видно, только молодая улыбающаяся женщина.
– Ирина Романова. Мы тут сами по себе пока — наш товарищ собаками увлекается, узнал про этот центр, говорит, помочь надо, вот мы и пришли с подарками, — говорит Ирина. — Тут нас таких дедов морозов шестеро. Но, надеемся, начальству расскажем, и организация поможет. Пока вот решили своим силами окна заменить — видели, у них деревянные, рассыпаются? Ребята, идите сюда, сфотографируемся!
… Уже позже в парке Ленинского округа Наталья Чайка сбрасывает с себя упряжь — собак на всех не хватило.
– Вы бегите обратно, в центр. Чайку выпьете, — советует мне она.
– Вы не устаете? Столько народу, дети кричат, собаки гавкают, вы санки таскаете по морозу? Вы же начальник? И вообще, не женская какая-то у вас работа…
– Устала, как собака! — признается Наталья, и вдруг раскинув руки, кричит в темное небо. — А скоро лето! Сяду на мотоцикл: простор, ветер, скорость! Эх, полечу!
Наталья Яковлева
Источник: Русская Планета