Ранее его дебютный фильм в полном метре, повествующий о любви и ненависти среди детей с ограниченными способностями, получил приз за лучший дебют на главном российском фестивале «Кинотавр». Впереди у Твердовского еще около 30 международных и 15 российских киносмотров, а широкий зритель сможет увидеть картину в прокате с 25 сентября. С режиссером встретился корреспондент «Известий».
— На фотографиях, где вы получаете статуэтку в Карловых Варах, у вас на лице крайняя степень удивления. Неужели награда была настолько неожиданна?
— Я удивился, что наш фильм вообще взяли. А так в Карловых Варах Россию, конечно, традиционно любят, приглашают каждый год. Была такая смешная ситуация — я должен был уезжать за пару дней до закрытия. Уже собрал вещи, собрался ехать в аэропорт, когда ко мне подошла девушка и ненавязчиво поинтересовалась, не хочу ли я задержаться (смеется). То есть мы уже понимали — что-то будет, но о главном призе и не думали.
— Как реагировала на фильм европейская публика?
— У нас было всего несколько показов, и каждый раз зрители смеялись и плакали в разных местах. Например, в Карловых Варах смеялись над тем, как мальчик заикается. Хотя, казалось бы, европейцы — толерантные люди (смеется). Было много довольно странных вопросов. Один мужчина спросил: «Вот у вас один из героев всё время шарики надувает. Какой в этом символизм?». И как-то скучно ему объяснять, что нам просто нужно было им всем чем-то руки занять — кому семечки, кому чипсы, кому шарики.
Но в целом реагировали интереснее, чем на московской премьере в «Гоголь-центре». Там по большей части собрались воздыхатели наших актеров (главные роли в фильме исполняют артисты театра Мария Поезжаева, Никита Кукушкин, Филипп Авдеев. — «Известия»). Им было интересно только про Никиту или про Машу и совсем не интересно — про фильм.
— В следующем сезоне вы ставите спектакль «Море деревьев» в «Гоголь-центре». Будут те же актеры?
— Из «Класса коррекции» останется только Филипп. Мы уже сделали читку этой пьесы, мне понравилось, интересно и страшно одновременно. В театре можно сделать абсолютно все. «Море деревьев» Любы Стрижак — это сумасшедшая фантасмагория про детей, которые попадают в полицейский участок, к ним приходит некий человек из другого мира, пытается всех зажечь, но у него ничего не получается, и он улетает обратно на свою планету. В кино эта история потребовала бы сумасшедшего бюджета.
— У вас в «Классе коррекции» помимо профессиональных актеров играют действительно люди с ограниченными возможностями. С этим проблем не возникало?
— Когда мы проводили кастинг, честно признаюсь, было ощущение неловкости. Они меня не понимали, я их не понимал, все друг друга боялись. Но, поверьте, двух месяцев совместной работы достаточно, чтобы все ярлыки, которые наше общество навешивает на этих людей, испарились. Больше скажу: когда писался сценарий, мы старались центр тяжести перенести на актеров, однако в процессе съемок выяснилось, что самое интересное происходило именно с реальными людьми из класса коррекции. Вот Маша Урядова, девочка-карлица — это ее первый фильм, но мне с ней работать было легче, чем с актерами. Мы набрали целый класс детей с ограниченными возможностями в качестве массовки, — а теперь, думаю, надо было выгнать всех актеров и делать кино с ними.
— На «Кинотавре» помимо приза за лучшую дебютную работу «Класс коррекции» получил еще и приз жюри кинопрокатчиков, которое оценивает коммерческий потенциал картин. Более того, прокатывать картину собрались совместно «Двадцатый Век Фокс СНГ» и A Company.
— Это невероятно, что сейчас происходит. На днях мы ездили встречаться с прокатчиками, где нам объясняли схему проката. Я много не могу об этом говорить, но масштабы меня лично поражают. Ощущение, что мы сняли какой-то блокбастер, а не авторский социальный фильм про инвалидов. Откуда такие кассовые ожидания, не знаю. Возможно, все дело в том, что мы подобрали к этой истории верную интонацию.
От книги Екатерины Мурашовой (очень сентиментальной, на разрыв аорты) в фильме осталось одно название. Мы с Димой Ланчихиным ходили по классам коррекции, смотрели на реальных детей и полностью переписали сюжет. У нас в центре истории девушка-инвалид, которая долго жила изолированно, а теперь попадает в такой класс и за короткий срок получает шанс испытать обычные человеческие чувства — любовь, дружбу, предательство.
Мы хотели сделать универсальную историю про нашу жизнь и исходили из того, что дети из класса коррекции ничем, в сущности, от обычных детей не отличатся. С одной стороны, предельно реалистичная, жесткая манера. И в то же время очень много юмора, переходящего в гротеск. А заканчивается всё у нас почти сказкой.
— Ваш отец — известный документалист Иван Твердовский. Помогает это или мешает в самостоятельной карьере?
— Когда я поступал во ВГИК, мы с ним долго препирались из-за этого — он не хотел, чтобы я шел по его стопам, потом я не хотел, и так несколько раз. Перед вторым туром разругались вдрызг, и я фактически завалил письменную работу. На третьем туре он меня поддержал, и случилось то, что случилось. Конечно, мы с ним находимся в вечном противостоянии, но это не связано с общей профессией. Мы же все в подростковой возрасте находимся в конфликте с родителями и обязательно с чем-то не согласны.
Раньше было так: я приношу ему какие-то куски, а он: «Да что же ты делаешь! Всё не так!», пытается меня оттеснить от монтажного стола и что-то поправить. Сейчас у нас с ним установились идеальные отношения — я показываю ему готовую работу, он говорит свое «фе», и я сдаю фильм, как есть (смеется). А если без шуток, у меня самый любимый режиссер — это мой отец. Мне искренне нравится всё, что он делает. Это самое дорогое и близкое мне кино.
Однако этот факт не аннулирует моего права на собственный путь. И всё то, что сейчас происходит вокруг «Класса коррекции», мне очень важно — если остались люди, уверенные, что я бездарная сволочь, которую пропихнули в профессию, у них есть возможность признать свою неправоту (смеется).
Николай Корнацкий
Источник: Известия