У Жанны 4-я степень сколиоза. Это значит: искривление позвоночника под углом более 50 градусов. Они с мамой приехали в Новосибирский институт травматологии и ортопедии (НИИТО) из Красноярского края. «Я желаю всем, у кого сколиоз, попасть сюда», — говорит мама Жанны.
Клинику детской и подростковой вертебрологии, где исполнили Жаннину мечту, возглавляет профессор доктор медицинских наук Михаил Витальевич Михайловский. В отделении 20 коек. В штате клиники: вместе с Михайловским 8 хирургов, три «старожила», пятеро молодых. Проблем с кадрами в клинике нет. Выпускников медуниверситета берут по конкурсу, после ординатуры оставляют лучших.
Сам Михаил Витальевич за операционным столом 40 лет. На вопрос, сколько спин и судеб он «распрямил», пожимает плечами:
— Вы думаете, я считал? Ну, тысячи…
Историй чудесного исцеления от Михайловского не дождешься:
— Вам, журналистам, надо, чтобы вокруг рыдали. А в хирургии все должно быть спокойно, тихо и размеренно. Подвигов быть не должно! Наша хирургия сродни воровскому делу: надо ноги уметь вовремя унести! Я не шучу. Ни в коем случае нельзя ради какого-то заоблачного результата рисковать жизнью и здоровьем человека. И никакого фанатизма! Нельзя получать результат любыми средствами, риск должен быть минимизирован. Вот это самое главное.
Мама из Заринска (город в Алтайском крае) рассказывает:
— Дочке 18 лет. Сколиоз — с трех. С 6 он начал сильно прогрессировать. Мы состояли на учете в Барнаульском диагностическом центре, и, когда ей было 11, нам порекомендовали съездить в НИИТО. Михайловский нас посмотрел, сказал, что возьмет на операцию. Но наш лечащий врач отговорил: в Барнауле, мол, делают операции не хуже, зато к дому ближе и бесплатно. Мы отправились к нашим хирургам, легли на обследование, но дочка заболела, и нас отправили домой лечиться. Мы лечили инфекцию, дочке делали массаж и «ставили к стеночке», а время шло. И деформация достигла уже 175 градусов. В прошлом году мы прямо спросили: отказывается ли доктор от нас? Теперь нас прооперировали в НИИТО, но, поскольку деформация была очень сильная, через полгода придется оперироваться еще раз, делать резекцию горба. Но уже сейчас мы выросли на 8 сантиметров! Мы очень рады, что приехали сюда.
В НИИТО оперируют больных со всей России. Михайловский комментирует:
— Сейчас у меня большое желание получить больных из Крыма. И уже идут письма. Мы связались с крымскими медицинскими властями, у них нет операций на позвоночнике у детей с деформациями, они очень хотят найти, куда их отправить на операцию. И мы будем принимать и даже найдем, кто будет за операции платить, если государство платить не сможет.
— Неужели при такой географии 20 коек — достаточно?
Михайловский терпеливо растолковывает, как студентам на лекции:
— Мы могли бы оперировать гораздо больше, чем сейчас. Но государство не может дать больше квот, чем у него есть. Нам дали 130 квот на этот год. Мы могли бы прооперировать 400 больных. Но нам дали 130. Остальным мы ищем деньги в благотворительных фондах.
— Сколько стоит операция?
— Примерно 12 тысяч долларов.
— Ого!
— Это не «ого!», это гораздо дешевле, чем в Европе. Там — 25 тысяч евро. Но с будущего года квоты перестанут давать, финансирование переведут в иную систему, какую — никто толком не знает.
Хотите посмотреть инструментарий? — Михайловский достает из пластикового пакета разные железяки. — Вот в собранном виде примерно так выглядит конструкция для подростков и взрослых. Не пугайтесь. Крюки фиксируются к позвоночнику, расставляются в определенном порядке, как это хирург планирует. Все это сопровождается определенными манипуляциями, в ходе которых деформация позвоночника уменьшается, а иногда уходит полностью, а потом этим же железом и фиксируется достигнутый результат. А вот инструментарий для детей с полуторалетнего возраста.
— Но ребенок растет?
— В этом и прелесть. Вот эта скобочка снимается, и он раздвигается.
— То есть имплант растет вместе с ребенком?
— Нет, к сожалению. Очередная операция по методике — через 6 месяцев. Если начинать в полтора года, то это 20 операций. Я делаю операции чуть реже, каждые 8—9 месяцев. И потом, у каждого своя деформация со своими темпами прогрессирования. Но это лучшее, что есть сегодня в мире. Мы в России практически одни владеем этой методикой.
— Очень сложная?
— Бешено дорогая. 1,5—2 миллиона рублей нужно ребенку на первую операцию. Где это заложено, в каких квотах? Нам помогает Русфонд. Таких детишек мы прооперировали уже 70. Самый маленький ребенок был полуторагодовалый. У него же объемов для железа нет в организме! Очень тяжелая вещь. Может быть, самая тяжелая из того, что есть в хирургии позвоночника. Но если его не лечить, то через несколько лет это будет абсолютно неоперабельный инвалид. Мы отказываем только в том случае, если оперировать нельзя в принципе.
В среднем больной проводит в клинике 17—18 дней. Из них примерно неделю до операции, все остальное — после. На третий день больные встают. Как только они начинают ходить — отправляются домой. Девочки восстанавливаются быстрее мальчиков. Но и болеют сколиозом чаще девочки.
Потом, спустя несколько лет после операции, Михайловскому приходят запросы от акушеров: можно ли с имплантами в позвоночнике рожать нормально?
— И что вы отвечаете?
— Если нет акушерских патологий — пусть рожают. И рожают, за милую душу! Живут нормальной жизнью.
— А как скоро после выписки начинается нормальная жизнь?
— Да практически сразу. Меня часто спрашивают: как они проходят реабилитацию? Я отвечаю: а я не знаю! Ребенку, по сути дела, нужно просто привыкнуть к своему новому телу. Средний возраст наших больных — 15—16 лет. Они свой кривой позвоночник физически никогда не чувствовали. Только психологически. Когда они получают прямую спину, у всех без исключения ощущение: стала кривой. А потом это чувство исчезает. Вот так и проходит реабилитация. Через полгода на контрольное обследование они возвращаются совершенно другими людьми.
В коридоре клиники висит большое зеркало. Это тоже средство реабилитации. Во-первых, можно посмотреть на себя, подросшую, распрямившуюся. А во-вторых — нужно подправлять осанку, вырабатывать привычку держаться ровно.
— Михаил Витальевич, если пациенты отказываются от операции, что вы делаете?
— Ни в коем случае нельзя настаивать. Бывает, ребенок хочет, мама — нет. Бывает наоборот. Здесь главное — дать необходимую информацию. Я просто отвечаю на вопросы, что будет, если оперироваться, и что — если отказаться. Они уходят, иногда возвращаются. Всяко бывает. Придя ко мне и выслушав меня, они идут слушать еще кого-то. И могут прийти к человеку, который скажет: да ты что, милая, ребенок обезножит на операционном столе, пусть живет как есть. И он остается жить, как есть. Людям ведь не всегда хватает воображения представить себе, что ты свою дочь будешь видеть кривой только потому, что ты сама решила, что операция не нужна. Ты приняла решение за нее. И ты будешь всю жизнь смотреть на свою кривую дочь, у которой, может быть, из-за этого не будет семьи, детей.
В соседней с Жанной палате — 20-летний Николай, студент экономического колледжа, с дедушкой Геннадием Алексеевичем собираются домой в Оренбургскую область, в поселок Шильда. Николай после операции вырос на 10 сантиметров. У него очень сложная форма сколиоза, искривление позвоночника привело к сдавливанию грудной клетки. Есть, дышать, сидеть на лекциях парню было трудно. После операции боли оказались такими, что, как говорит дедушка, «до отчаяния доходило». Сейчас страдания позади. В этой клинике, похоже, все знают, что такое отчаяние и надежда. Дедушка просит непременно написать, какие здесь хорошие и врачи, и медсестры, и молодой хирург Денис Николаевич…
Михайловский говорит, что письма благодарности приходят хирургам от силы раз в год.
— У нас считается, что чем реже больной заявляет о себе после операции, тем лучше. Я им всем на прощание говорю: «Вот тебе моя визитная карточка, если что-то будет беспокоить — немедленно звони». Нет звонков — слава Богу! Значит, они про меня забыли. Хотя на самом деле — не забывают никогда.
— У вас есть памятные пациенты?
— Самый памятный тот, который сейчас. Конечно, бывают (редко) такие успехи, которые западают. Например, был такой случай. На пляже. Девочка с горбом пойдет на пляж? Чаще всего, нет. Она будет стесняться. Мы с приятелем поехали на пару недель в санаторий. Пошли на пляж. День был пасмурный, народу мало. Я краем глаза вижу: пришла женщина с дочкой-подростком. Начался ливень. Побежали под зонтик. Я оказался рядом с этой девочкой. У нее на спине рубец. Мой. Я говорю: «Детонька, как ты себя чувствуешь?» Они с мамой давай рассказывать, как они на меня молятся. Сколько лет прошло? Пять. «Как себя чувствуешь?» Она великолепно совершенно ответила, одним словом, как 15-летняя девчонка. Она сказала: «Кайф!» Я даже не спросил, как ее зовут. Дождь кончился, и мы пошли загорать.
Елена Климова
Источник: Новая газета