— Когда и как в Италии появилась система обучения детей с ограниченными возможностями в общих школах?
— В конце 70-ых годов прошлого века у нас были закрыты специальные школы для детей с недостатками физического и умственного развития. До этого ребенок мог посещать и обычную школу, и специальную. Сейчас все дети в обязательном порядке учатся в государственной, при необходимости посещая дополнительные курсы в зависимости от проблемы. На данный момент работа с детьми с иными возможностями, а именно так, а не инвалидами, называют моих подопечных, четко регламентирована. Существует множество методических рекомендаций на все специфические случаи, включая то, каким образом вести себя специалисту в классе и как взаимодействовать с коллегами. Вместе с коллегами мы решаем, что нужно делать для каждого конкретного ребенка.
— В чем заключается ваша работа?
— Для начала объясню, как устроена школа в Италии. Она состоит из 4-ех уровней: первая ступень – старшая группа детского садика для детей 3-5 лет, вторая – начальная школа — 6-10 лет, средняя школа — 11-14 лет, старшая школа – 14-18 лет. Обязательным является обучение до 16 лет, то есть последние два класса старшей школы не обязательны. Дети могут закончить школу в 16 и пойти в профессиональное училище. На всех ступенях школы работают специалисты по поддержке, чтобы вовремя обнаружить проблему и начать над ней работать. Зачастую, болезнь проявляется позже, уже в средней школе. Когда дети попадают ко мне, а я работаю в старшей школе, их диагнозы уже определены, и картина ясна. Моя главная задача — подготовить ребенка к жизни в обществе, то есть социально адаптировать. Мы работаем над тем, чтобы выявить и максимально развить потенциал ученика. Чтобы после окончания школы он мог спокойно вступить в общество, где большинство людей "нормальные".
Когда родители ребенка подают заявление о поступлении в нашу школу, мы изучаем все документы — медицинскую карточку, историю обучения. Я разговариваю с преподавателями из предыдущей школы, со специалистами, которые ведут ребенка. В зависимости от проблемы это могут быть психолог, психиатр, логопед, физиотерапевт, социальный работник, медработник. Обязательно общаюсь и с родителями, ведь причиной отставания ребенка могут быть и семейные проблемы. Дети учатся вместе, но сложности могут быть совершенно разными. У кого-то проблемы моторного характера — ребенок в инвалидном кресле, ему обеспечивается комфортная обстановка для учебы. У кого-то незначительное запаздывание в развитии, и он в социальных отношениях пытается быть самостоятельным, мы же оказываем ему помощь дидактического развития. Иногда задержка в когнитивном развитии, то есть проблемы с обучаемостью, и нужно работать над запоминанием материала. Даже если у ребенка очень серьезные когнитивные проблемы, он все равно учится в общем классе, но проходит всю программу в облегченном варианте. Например, изучая на географии вулкан, он может нарисовать вулкан, обозначив все его части, указав где кратер, где лава, которая может разрушить город. Так мы можем посмотреть, какую информацию он усвоил, используя доступный ему способ проявления своих знаний: у кого-то получается рисовать, у кого-то — писать. Бывает ситуация, когда ученик спокойно проходит общую программу, но не может организовать себя на занятии, поэтому не усваивает материал. В этом случае мы готовим для него схемы, графики, планы, визуальные материалы, чтобы он смог запомнить нужный объем информации.
— То есть это — серьезная индивидуальная работа с каждым ребенком? Сколько таких детей и преподавателей в вашей школе?
— Сейчас у нас 50 таких детей, и работает с ними 20 учителей "по поддержке". Для каждого ребенка мы составляем индивидуальный план обучения, который должны заверить и подписать все учителя в школе, родители и медицинские специалисты, сопровождающие ребенка. По этой программе идет работа в течение года. В начале, середине и конце учебного года мы вместе собираемся за круглым столом, чтобы обсудить, как продвигается обучение и стоит ли модифицировать учебный план.
— Что происходит, если в начальной или средней школе учитель замечает проблемы с развитием у ребенка?
— Педагог звонит родителям и корректно просит обратить внимание на проблемы. Но ни в коем случае не ставит диагноз сам, не предлагает перевести ребенка в другую школу. В этой ситуации мы всегда действуем очень деликатно, привлекая сразу в работу школьных медицинских специалистов, которые, кстати, очень подготовлены в этой сфере. Стараемся смягчить проблему для родителей, потому что это всегда шок. Профессионализм педагогов позволяет заметить отставание в развитии на очень ранней стадии и начать работать.
— После школы ваши дети сдают те же экзамены, что и их одноклассники? Могут ли они поступить в университет?
— Нет, они сдают дифферинцированный экзамен, задания которого основаны на индивидуальном учебном плане. Мы смотрим на то, какие способности удалось развить. Они получают не стандартный диплом, а сертификат об окончании школы, в котором указано, какие компетенции они освоили. Есть специальные университеты для людей с задержкой когнитивного развития, но обычно после школы они начинают работать. Во время последнего учебного года в класс приходят медицинские специалисты, которые смотрят, какие способности, возможности есть у человека, изучают его характер, наклонности, определяют, в какой сфере он сможет работать, и начинают заниматься его профессиональной подготовкой. В конце года они проводят профессиональный тренинг по выбранной специальности. Например, если у кого-то нет проблем мануального характера, то помогают ему найти работу в сфере общественного питания, на кухне, в ресторане. Если проблемы моторного характера, то возможна работа в секретариате, за компьютером.
— Можно ли ребенку, имеющему больше способностей в определенной сфере, уделить этому больше внимания, развить эту способность?
— Когда дети поступают в старшую школу, они выбирают для себя какое-то направление из множества курсов. В нашей школе есть живопись, мода, искусство и даже ювелирное дело. Но, если, например, у ребенка музыкальные способности открылись в процессе обучения, а у нас нет музыкального курса, то ему будет обеспечено посещение уроков музыки в другой школе.
— Ваша работа не ограничивается только школьной программой? Есть ли дополнительные мероприятия?
— Конечно, кроме основной программы, мы инициируем и дополнительные проекты, направленные на социализацию детей, устраиваем и внеклассные занятия. Почти каждую неделю проводим дополнительные занятия. Спортивные соревнования, занятия танцами, театральный кружок. На спортивных соревнования играют вместе все дети, но мы даем возможность более слабому забить гол. В театре готовим финальный спектакль, в котором также все участвуют. Есть еще и внешкольные проекты, в которых задействованы волонтеры – ребята постарше, которые хотят лучше узнать проблемных детей. Даже для того, чтобы обяснить самим себе, кто они, как живут. Так, например, мы три дня провели в море на яхте с моими подопечными и волонтерами, учась вместе взаимодействовать в путешествии. Мы занимаемся не только со "специальными" детьми, но и с остальными учениками класса. Потому что им нужно прививать культру принятия разностей, они должны понимать, какие трудности приходится каждый день преодолевать их одноклассникам.
— Почему вы выбрали эту сложную профессию?
— Работа и вправду психологически тяжелая. Все произошло волей случая. Мне было 20 лет, я училась на преподавателя физической культуры и занималась спортом. Одна мама искала специалиста-физиотерапевта, который научит ее ребенка плавать. У пятилетнего малыша были проблемы моторного характера, занятия в воде нужны были для движения и расслабления. Тогда я в первый раз близко общалась с ребенком с ограниченными возможностями. До этого я даже и не думала об этом мире. В силу молодости, я, не особо беспокоясь, взялась за занятия, работала по ситуации, помогая ребенку. У нас стало получаться, мама была мною довольна. Мне повезло, что первая мама мне попалась такая жизнерадостная. Она подала мне урок на всю жизнь, потому что, несмотря на полную погруженность в болезнь своего ребенка, она всегда улыбалась. Потом я увидела объявление о наборе на курс специализации по работе с детьми с ограниченными возможностями. В то время эта культура только завоевывала школы, был высокий спрос на специалистов. Так что после первого из двух лет обучения я уже получила предложение о работе. Моим первым подопечным был мальчик с болезнью Дауна. Сейчас он работает в нашем муниципалетете, очень хорошо разговаривает, живет полноценной жизнью. По-началу я выбирала для работы школу по принципу отдаленности от дома, боялась привязаться к своим ученикам, ведь их проблемы начинаешь воспринимать как свои. Несколько раз хотела сменить профессию, потому что становилось тяжело морально и физически, но работаю уже 15 лет. В этом году у меня двое ребят, у которых есть проблем с обучаемостью. Делаю для них схемы, таблицы, многократно повторяем материал. Видеть, как их состояние улучшется, – это счастье. Но когда есть проблемы с развитием, довольно сложно работать, нужно бесконечно много времени. Тем более, что в старших классах подростки склонны к депрессиям, подавленному настроению, и наша задача — научить их сейчас справляться со своими эмоциями, ведь после учебы им придется делать это самим. Одна моя ученица 16-ти лет страдает психозом, у нее отстутсвуют социальные фильтры, в том числе она не может контролировать сексуальные аспекты. То есть, видя парня, она может кинуться на него, обнимать, целовать. Мы объясняем ребятам, что она ведет себя так не по своей вине, учим как их себя с ней вести, чтобы показывать правильную модель поведения. Например, протягивать в приветствии руку, когда она кидается с объятиями. Дети все понимают и заботятся о ней. Теперь, видя, что девочка одна вышла из класса в коридор, ребята приводят ее сами обратно, чтобы она не попала в неприятную ситуацию с незнакомыми людьми. При этом они сами чувствуют себя людьми, делающими добро товарищу.
Главное, что совместное обучение воспитывает в детях терпимость, умение заметить на улице человека, которому приходится по жизни сложно, и помочь ему, а не показывать пальцем.
Надежда Краснова
Источник: ИА «Росбалт»