Позвольте представиться: женщина с копытами. Эта дразнилка, отпущенная однажды в мой адрес, намекает на главную и неизменную примету моего облика: ортопедические ботинки. Надеваю их утром, снимаю, ложась спать. Для дома - одни, для улицы - другие. Но без них - никуда.
Проведя бОльшую часть жизни в Москве и в ортопедической обуви, я немало знаю о том, где и как в Москве изготавливают ортопедическую обувь. И этим опытом готова поделиться с читателями портала Dislife.ru.
Предупреждаю: эти заметки - сугубо субъективные. Как и наименования московских фабрик и мастерских, которые, возможно, ранят чей-то утончённый вкус. Но отказаться от них я не могу по той причине, что они говорят уму и сердцу больше, чем официальные названия...
Часть первая. Великий Отстой
Московская фабрика ортопедической обуви
Москва, ул. Электрозаводская, д.46
Массивное здание на Электрозаводской знакомо каждому жителю Москвы и Московской области, который когда-либо нуждался в ортопедической помощи. Основное пространство этой серой крепости отведено под производство: сверху донизу - стеллажи с гипсовыми слепками ног, лоскуты кожи и кожзаменителя. И лишь небольшое пространство на втором этаже содержит медицинский отдел, где всё это широкомасштабие соприкасается с теми, для кого, вроде бы, и предназначено. С клиентами - инвалидами...
Мне, с моим советским детством, фабрика на Электрозаводской представляется метафорой СССР. Для простых людей отведён маленький клочок площади, всё остальное занято необъятным производством чего-то, о чём слышишь только хорошее. Однако стоит его получить - и видишь, что твои ожидания не оправдались. Но деваться всё равно некуда: ты слишком мал и беспомощен. Кто сказал, что твои пожелания вообще должны исполняться? Бери, что дают!
Отсюда и название «Великий Отстой». Продукцию и обслуживание назвать иначе как отстоем язык не поворачивается. Однако что-то великое в этом есть. Как велики толпы посетителей, клубящиеся перед кабинетами... Как велико само здание...
Эти мрачные стены помнят меня ещё совсем малюткой. И помнят, должно быть, мои ноги, которые были от рождения - абсолютно нормального вида. Правда, с нарушенной чувствительностью, с нарушенной функцией - следствие спинномозговой грыжи. Но, как запечатлено на моих младенческих фотографиях, стройные, ровные, одинаковые.
С трудом верится в это сейчас. Стопы вывернуты таким причудливым образом, так странно свисают с них пальцы, что ортопеды, не глядя в историю болезни, навскидку ставят диагноз: «Врождённая деформация».
Что же надо было делать с ногами, чтобы довести их до такого состояния?
Надо было - ничего не делать. Чем успешно занималась вся производственная мощь фабрики на Электрозаводской.
С самого раннего возраста изготавливали мне здесь ботинки... Одну пару - в год! На ребёнка с его постоянным ростом! А когда я всё-таки их получала, ботинок хватало ненадолго. Уже через неделю я начинала скрести лодыжками по земле. Через месяц полностью изуродованную ортопедическую обувь приходилось выбрасывать. И покупать - обычную...
Как только мы с мамой ни изощрялись, чтобы придать ботинкам из «Детского мира» ортопедическую функцию! Помню, в какой-то мастерской металлоремонта изготавливали железные скобы, которые пришивались к ботинкам снаружи. Выглядела я в этом, как маленькое чудовище Франкенштейна. Плюс (точнее, минус) - громкий лязг при ходьбе по брусчатке. Это, однако, можно было бы терпеть. Но после того, как очередная скоба содрала кожу, образовав рану, что заживала больше полугода, доморощенные эксперименты пришлось оставить.
И лишь когда правая ступня окончательно свисла набок на манер ласта тюленя, а левый голеностопный сустав раздулся и перекосился, на фабрике ортобуви забеспокоились. Назначили ботинки с железными шинами... Унизительное уродство! К тому же бесполезное. Вместо того, чтобы удерживать стопы в правильном состоянии, шины диковинным придатком торчали по обеим сторонам каждой голени. То и дело они выскакивали из шарниров и рвали одежду - мою и окружающих.
В результате к тридцати годам я почти не могла ходить. Через каждые несколько метров останавливалась от дикой боли. И ортопеды настояли на операции...
Операция и всё, что с ней связано - отдельная песня. В результате я лишилась голеностопного сустава, зато левая нога избавилась от гигантского вздутия, стала прямее и опороспособнее. И когда пришла пора задуматься о новой обуви, в мозгах у меня просветлело. Просветление свершилось в стенах Великого Отстоя. Когда меня, привезённую туда на костылях, в ортопедическом аппарате и фиолетовых резиновых шлёпанцах (единственное, что налезло на аппарат), после осмотра спросили:
- А почему вы не носите наши ботинки? У вас же должны были сохраниться прежние!
«Хана, - осознала я. - Если они в упор не видят колоссальной разницы между ногой до и после операции, заказывать у них что-либо просто опасно.»
Дома я села на телефон и скооперировалась с моим бывшим соседом, у которого проблемы с ногами тоже серьёзные. Он сказал, что раньше заказывал ботинки на Электрозаводской, но перевёлся в их филиал, на улицу Первомайскую - и доволен. Звоню на Первомайскую - там готовы меня принять. Отлично! Только требуют документы с Электрозаводской. Звоню соответствующему должностному лицу. Приятный женский голос соглашается отдать документы и назначает время аудиенции.
Добираюсь на фабрику - всё так же полутранспортабельно. Навстречу - начальница, ведающая документами. На лице удивление, смешанное с негодованием:
- Что? Назначено?! Я вам ничего не назначала! Я с вами вообще не разговаривала!
- Не знаю, кто со мной разговаривал, - надвигаюсь на неё в жутких фиолетовых пляжных тапках, - но так или иначе, отдайте мои документы!
Отдала. Пусть даже с превеликим неудовольствием.
Это был последний плевок абсурда, которым наградил меня Великий Отстой.
С тех пор минуло больше восьми лет. Сайт фабрики ортобуви на Электрозаводской уверяет, что её постигли полезные преобразования. Имеется кабинет компьютерной диагностики, индивидуальной подгонки супинаторных стелек, кабинет лазерной терапии, кабинет профилактической обработки стоп... Может, ни к чему вспоминать былое? Всё могло измениться...
Могло! Но я не верю. Потому что по-прежнему встречаю на московских улицах пенсионеров и инвалидов в той самой пыточной обуви. Узнаётся она по особому, туповато-покорному, выражению носка, по наивно-детской шнуровке, по чёрной или коричневой коже, которая после недели носки в городских условиях выглядит так, словно её обладатель пересёк пешком пустыню Мохаве... Я прикрываю глаза, чтобы избавиться от этого зрелища, и шепчу:
«О Великий Отстой, ты существуешь! Ты непобедим! И ты будешь жить, пока живёт моё несокрушимое отечество!»