Я думал, полгода – и пойду
Лана Литвер, «АиФ-Челябинск»: Марат, давайте начнем не с Паралимпиады, а с катастрофы. Расскажите, как это случилось 18 лет назад.
Марат Романов: В 1996 году моя машина сорвалась в обрыв. Это было ночью, тут недалеко, на Касаргах. Машина перевернулась приземлилась на крышу. Там высота метров 25. Я помню удар, помню, что пахнет бензином, работает вентилятор, я хочу выйти, а ноги не слушаются. Я подумал: если машина загорится, я не выберусь. Друзья видели, как я летел, подбежали, вытащили меня, пригнали из деревни моторку и увезли меня в реанимацию, в город. Я получил компрессионный перелом позвоночника. Думал, ну ерунда, всякое случается, через полгода побегу, как новенький.
– Врачи ничего не объясняли?
– Да о чем вы. 1996-й год. Одна медсестра на 80 коек. Ко мне вообще редко кто подходил. Ну а потом собрался консилиум, и врачи сказали: «Смысла делать операцию нет, задет спинной мозг, ничего не вернешь. Все, брат, готовься, теперь всю жизнь на инвалидной коляске.» Мне было 30 лет. Такое случается.
– Это вы сейчас понимаете, что такое случается.
– Тогда я не верил, конечно. Я лежал еще дома, долго, ждал, пока все кости срастутся. Мы купили коляску, широченную такую, советскую, другой не было. Огромная, тяжелая, в двери она не проходила. Из квартиры еще можно было выбраться, но ни из комнаты, ни в ванную – никак. Я все еще думал, что это со мной не навсегда. Мы узнали про клинику Илизарова в Кургане, в 1997 году поехали туда. Я думал, помогут, не оставлял надежды. Из спины торчал вывихнутый позвонок, они его стесали, поставили аппарат, но вглубь спинного мозга не полезли, подтвердили челябинский вердикт – смысла нет.
– Вернулись домой?
– Я вернулся к маме. Девятый этаж, коляска, которая никуда не проходит. Со временем купили коляску поуже, косяки на дверях срубили, можно было пролезть в ванную. А чтобы попасть в туалет, я слезал, надевал сшитые из поролона наколенники и на четырех костях передвигался. Изредка выползал на улицу – когда друзья вытаскивали на руках, везли куда-нибудь на озеро, чтобы чтоб не закисал.
– А так закисал?
– Ну не без этого. Сначала отрицание, потом сожаление, потом принятие.
– Вы говорите, как по писаному.
– Где-то я это прочитал потом, или видел... По-моему, даже в «Симпсонах».
Коляска застрянет в снегу до весны
– Вы стали работать?
– Да, я начал диспетчером на телефоне. Принимал заказы на отделочные работы. Это продолжалось больше года и осточертело так, что я до сих пор не могу по телефону спокойно разговаривать. Когда меня просят позвонить куда-то и о чем-то договориться... Не могу, не отошел до сих пор. В 1998 году, перед самым дефолтом, я занял денег и купил компьютер, чтобы научиться набирать текст.
– Это пользовалось спросом?
– Это и сейчас пользуется. Я научился печатать десятипальцевым методом, и месяца через три подал объявление. Нужна была хоть какая-то копейка в дом. За пять лет я напечатал одних дипломов 170 штук, не считая рефератов и курсовых. Печатал целыми днями, стали разбиваться суставы на пальцах.
– А вы понимали, что вы печатали?
– Да нет, когда ж там. Нужна была хоть какая-то копейка в дом.
– Что чувствует взрослый сильный мужик, который целый день печатает какие-то тексты?
– Человек такая скотинка – ко всему адаптируется. Это была моя жизнь, и я принимал ее, какая есть.
– С этим пониманием не рождаются. Человек возмущается, сокрушается...
– Ну и что? А дальше-то что? Посокрушался полгода, поскрежетал зубами. Вот я – закован в своем теле, закован в своей судьбе. Я принял ее. И вот, через пять лет, знакомые рассказали мне о парне-колясочнике, который играет в баскетбол. Это была команда при реабилитационном центре «Импульс». Правила те же: два шага – два толчка коляской, корзина на той же высоте.
– Это было круто? Или это был ад?
– Круто, конечно. Но и ад тоже. Постоянно выбитые пальцы, да и коляски еще те... С транспортом тоже было весело. Мы с Мишей Мокрецовым, товарищем по команде, ездили на его «Оке». С нами была врач команды Ольга Андреевна, она помогала вытаскивать коляски, пересаживаться.
– Все время нужен человек, который рядом?
– Как вам объяснить, чтобы не скатываться на площадную брань?
– Можете скатываться.
– Все это сложно. Вот Илья – мой крестник. Он лет в 15-16 научился затаскивать меня на третий этаж, к ним в гости. Как затаскивать? В прямом смысле – на себе, вместе с коляской. Тянул, поднимался на ступеньку, затягивал меня. Его отец, мой друг Саня Шабуров вот таким способом меня таскал – и Илья научился. Вы знаете, что любой российский инвалид умеет сам не только спускаться на коляске, но и подниматься по ступенькам?
– Как?
– Ну как – зацепляешься за перила, крутишь колеса, подтягиваешься. Адаптивной средой у нас не пахнет. Выйти из собственного жилья невозможно. Хорошо, если есть лифт, но за ним еще 9 ступенек, потом на крыльце ступеньки. Потом бордюр, за ним – нечищенный двор. Летом пройти по городу – еще куда ни шло, зимой невозможно физически – моя коляска наедет на наст и застрянет до весны.
– А вот эти, с позволенья сказать, пандусы?
– Под вот таким углом? По ним не только не подняться, но даже не спуститься. 90 процентов пандусов – сооружения для галочки. Давайте лучше про спорт.
– Давайте. Мы остановились на баскетболе.
– Да, мы даже ездили на соревнования.
– Это как происходило?
– Это песня. Приходили курсанты автомобильного училища, грузили в автобус нас, наши коляски, сумки. Подъезжали к перрону, курсанты загружали нас в плацкартный вагон. Забрасывали наши коляски по третьим полкам, и мы ехали, например, в Тюмень или в Москву.
– Стоп. Коляски на третьей полке, а вы внизу. А вам, например, нужно...
– Терпи, брат, терпи.
– В смысле? До Москвы же около полутора суток.
– Ну а кому легко.
– Эти коляски в принципе по вагону не проходят?
– Нет. Приезжали, снимали с коляски одно колесо, пара сопровождающих нас тащили по вагону на другом, в тамбуре надевали второе, вытаскивали на руках . Ну вот так... Это объективная реальность, и сейчас все так же.
Ты всегда можешь переломить ситуацию
– А в керлинг вы попали совсем случайно? Вы вообще знали тогда это слово?
– В 1998 году я увидел по телевизору случайно, как на Олимпиаде в Ногано люди трут щетками лед. Буквально две минуты посмотрел, ничего не понял и переключил. Когда Миша Мокрецов рассказал, что молодые тренеры хотят организовать команду, мы решили посмотреть. В мае 2007-го он меня привел сюда, в Ледовый Дворец.
Нас встретил Ефим Жиделев, мой первый тренер, сейчас вице-президент Федерации керлинга в области. Никто из нас не представлял, как играть инвалидам. Притащили кусок резины, бросили на лед, чтобы коляска не скользила. Потом догадались, что сзади должен держать второй игрок. В общих чертах нам рассказали, в чем заключается этот керлинг. Начали тренироваться, и буквально через пару недель поехали на чемпионат России.
– Что вы на тот момент понимали в игре?– Да совершенно ничего. Я и сейчас, спустя 7 лет, не все разгадал. Мы заняли 3-е место из 4. Осенью 2007-го мы поехали на турнир в Норвегию. Приехали просто поучаствовать, неопытные совсем, и заняли 2 место! А в 2008 году я в составе сборной полетел на первый свой чемпионат мира в Швейцарию.
– А как вы попали в сборную?
– Я думаю, просто выбор был небогатый. Всего 5 команд в России. Или как-то распознали.. Словом, мы тогда с треском вылетели. Вот так, понемногу, начал тренироваться. Когда в 2013 году на тестовом чемпионате мира, накануне Параолимпиады, наша сборная заняла 5 место, встал вопрос о замене в команде. Нашему тренеру Антону Батутину говорили, что мы никуда не годные, срок службы прошел. И, правда, у меня в начале сезона что-то с игрой не пошло. Я и сам чувствовал. Может, давил сам факт, что столько лет шли к Паралимпиаде – и вот... Но тренер сборной настоял, что едет именно наш состав.
– Что в керлинге самое восхитительное?
– Бросить точно и попасть куда надо. Вот от этого самый восторг, всегда. Пройти в миллиметрах от камня... Этот азарт я даже не знаю с чем сравнить.
– А возраст для керлинга имеет значение?
– Нет. Чем этот спорт и хорош, что можно играть и все время совершенствоваться. Вершин достичь невозможно. Всегда найдется тот, кто поставит тебя на место. Вот, пожалуйста, последний пример: я приехал с Паралимпиады, я чемпион, мы в команде начали между собой играть – и пожалуйста, меня 4-0 наши дернули. Я с небес на землю тут же приземлился.
– То есть вы не обольщаетесь?
– Нет. Голову мне не сносит.
– Это врожденное спокойствие?
– Нет, это так, напускное. На самом деле, нельзя показывать, что ты переживаешь. Команда это чувствует и сыпется. Надо поддерживать себя и команду.
– А вас что поддерживает?
– Моя команда. Если я чего-то не сделал – я постараюсь исправить. Нет ничего фатального, все может измениться в любой момент. Ты всегда можешь переломить ситуацию.
– И по жизни так?
– Да, все, что ни делается – все к лучшему.
– Вы это точно знаете?
– Да, это я точно знаю.
– Марат, вы можете не отвечать, но я все же спрошу: как потратите два миллиона, подаренный губернатором?
– Да что тут скрывать – основная часть потрачена. Сегодня вот экипировали команду, семь человек. Дыр в бюджете хватает. Дома ремонт надо закончить, хочу сделать выход на балкон и подъемник, чтобы можно было с балкона выходить на улицу и подниматься прямо в квартиру. Так все деньги и разойдутся.
Идешь – смотри в глаза
– А сейчас как вы по городу передвигаетесь?
– Если не могут подъехать друзья, родные, я вызываю такси. Я предупреждаю, что я на инвалидной коляске. Да меня уже знают.
– Но надо же выйти из дома.
– Ну да, у меня не такая большая квартира, чтобы машина ко мне заезжала. Я сам спускаюсь по ступенькам, выхожу из подъезда, водитель открывает двери, я пересаживаюсь. Он складывает коляску в багажник, мы едем. Ну и когда приезжаем, он выгружает коляску, я пересаживаюсь сам. Ну и все, дальше тоже сам, только нужно приехать в такое место подходящее, куда я могу зайти.
– А на вас в таких местах люди обращают внимание, наверное?
– Конечно. Это один из тех моментов, которые препятствуют выходу из дома – на тебя пялятся, как на... на неполноценного. Я переживал, конечно. Но теперь у меня теперь есть проверенное средство. Доктор нашей сборной Алексей Николаевич Писаренко посоветовал: «Ты иди, просто смотри людям в глаза. Не лыбься, а улыбайся глазами. И почувствуешь реакцию». Я проверил – и правда. Процентов 20 в ответ улыбаются, 80 – отводят глаза. Но подпитка идет от этого мощнейшая. Так что сейчас комплексы мои абсолютно пропали. Я любого могу попросить о помощи, если потребуется. Раньше пыхтел, но сам корячился. Например, на бордюр надо запрыгнуть. Прыгаешь сам, прыгаешь... А сейчас я могу обратиться за помощью к любому. И я знаю, добрых самаритян у нас гораздо больше, чем злых.
– Машину не водите, Марат?
– Нет, с той аварии больше никогда не садился. Не было денег. Потом думаю: до машины как-то надо добираться.
– Только из-за этого?
– Да. Неудобства передвижения до машины перевешивают удобства от передвижения на машине.
– Как вы думаете, сколько лет нужно Челябинску, чтобы хотя бы уровня среднего европейского города достичь?
– От людей все зависит. Предприниматель, который может позволить себе потратить 150 тысяч и съездить на Паралимпиаду поболеть, но не ставит у себя в магазине пандус за 50 тысяч – как сказать... Это уже все о нем говорит. Все зависит от социальной ответственности людей.
– Есть еще просто дороги.
– Дороги, да. Это отдельная песня.
– Транспорт.
– Да. Закупили в городе автобусы с пандусами, 15 штук. Говорят, есть расписание на сайте. Но там ограниченное количество маршрутов, да и до остановки еще надо дойти. Зимой я могу выйти только из своего подъезда.
– Марат, скажите, пожалуйста, пару слов людям, которые сломались.
– Жизнь, она сама по себе прекрасна. Не надо отчаиваться, и не надо впадать в уныние. В любой момент можно найтись что-то, что вытянет наверх. Не обязательно спорт! Рисуй, не рисуешь – пой. Я вот ни петь, ни рисовать – потому керлингом занимаюсь. Любое занятие – это путь наверх.
– А вам снится, как вы ходите?
– Регулярно. Я все время вижу, что я иду. Иной раз иду рядом с коляской и думаю: ну вот же могу! Просто давно не ходил.
Лана Литвер
Источник: Аргументы и Факты