Это письмо я написала своим соседям после того. как возник конфликт между моим сыном и соседом напротив. Я хотела их попросить не обвинять его в том, что не имеет к нему никакого отношения. Но я мало преуспела в этом.
Я ваша соседка. Мой сын - душевнобольной ребенок. Я - его мама, и мне трудно, потому что, с одной стороны, я должна защищать своего ребенка и помогать ему, а с другой стороны - я ваша соседка, и понимаю, что мой сын может приносить вам беспокойство.
Иногда он кричит, потому что испытывает огромную душевную боль. Такую боль, наверное, можно сравнить с болью, когда хирург режет по-живому без наркоза. Такие люди как мой сын обостренно чувствуют, они как будто бы без кожи. Ему бесполезно говорить в эти моменты, чтобы он не кричал, потому что ему слишком больно и он не может прекратить. Я хочу попросить у вас прощения за то, что его крики доставляют вам и неудобства и переживания и может быть страх. Я хочу рассказать вам о своем сыне, чтобы вам стало понятнее, какой он, потому что все непонятное пугает.
Моему сыну 15 лет, он учится в школе, он очень любит своих учителей, любит учиться, особенно любит математику, ему тяжело дается литература и история. Он увлекается оригами (это складывание объемных фигур из бумаги, это требует большого терпения и искусства), любит кулинарию, а еще он любит вышивать крестиком. В его характеристике из школы написано, что он «добрый, ранимый мальчик, склонный к рефлексии, нуждается в поддержке учителя». Мой сын любит мастерить из дерева, ходит в походы на байдарках, любит фотографировать, ездит в лагерь с другими детьми и в лесную школу, где его очень любят, где он строит доверительные отношения со взрослыми. Он охотно помогает другим, мечтает поскорее вырасти и начать работать. Мой сын во многом обычный ребенок, а во многом ему тяжелее, чем другим.
Мой сын - подросток, и поэтому чувствует себя хуже из-за гормональных и психологических изменений, происходящих у всех в подростковый период. Этот период называют кризисом, он длится несколько лет, и он правда является кризисом и для самого ребенка, и для его родителей и для окружающих людей. Некоторые из вас сказали, что мой сын может обидеть других детей. Мой сын за свою жизнь не обидел и не дотронулся пальцем ни до одного ребенка. Но вам и мне как родителю очень тревожно за своих детей, потому что ребенок по мере взросления подвергается разным опасностям - сначала мы боимся, что наш ребенок может упасть, поранится, обжечься, потом - что не дай Бог попадет под машину, не дай Бог его кто обидит, потом мы боимся, что он научится чему-нибудь плохому в школе или от друзей во дворе. Мы как родители хотели бы уберечь детей от всех неприятностей, неожиданностей, бед и несчастий. Но у нас есть естественные ограничения, мы не можем их уберечь от всего, как бы этого не хотелось, и в этом заключается наша огромная родительская тревога. Но так как выдерживать эту тревогу тяжело, то от нее хочется защититься. Может казаться, если попросить уехать непонятного человека, такого как мой сын, вы и ваши дети будете избавлены от всех тревог и несчастий. Но это не так. В жизни много всего, что мы не можем проконтролировать и что никак не связано с моим сыном. И я прошу не перекладывать на моего сына все ваши страхи и тревоги. Я делаю все, чтобы мой сын вырос хорошим, способным нормально общаться со всеми и жить так, чтобы не причинять боль ни себе, ни другим.
Он кричит дома, потому что дом - это место, где любой человек разрешает себе больше, чем он может позволить себе в других местах. Я знаю, вам больно и неприятно это слышать, но еще больнее ему испытывать то, что он чувствует. Я думаю, что каждый из вас испытывал когда-нибудь боль и страх за свое настоящее и будущее или за своих детей, эти тревоги бывает тяжело выдерживать. Вы вероятнее всего не кричите от этого, при этом кто-то лучше с справляется с тревогами, кто-то хуже. Моему сыну это пока плохо удается. Но он тоже научится справляться с этим, я в это верю. При этом я со всей ответственностью и разумностью заявляю, что слежу за состоянием своего сына, за приемом им лекарств, посещением врачей и психологов, и если это необходимо и предписано врачом, он ложится в больницу. Острота переживаний у таких детей ( как и у обычных детей) снижается по окончании подросткового периода. Все подростки доставляют переживания своим родным и окружающим, большинство подростков нарушают общепринятые нормы. И при этом, если нет сильного противостояния и жесткого давления со стороны взрослых, то подростки вырастают и становятся обычными взрослыми, такими же, как и мы. Это естественный процесс.
В нашем дворе бывает шумно, и далеко не всегда в этом виноват мой сын. Я и мой сын имеем равные права с вами, мой сын достоин всего хорошего в этой жизни так же, как и все. Мой сын кричит не от ненависти к кому-либо, а от боли и от страха. Наше общество не подготовило нас к принятию людей, чем-то от нас отличающихся, а страх и недоверие к ним рождает ответный страх и недоверие. Доверие, наоборот, избавляет всех от негативных явлений, ведь отношения между людьми требуют взаимных усилий. Есть страны, где людей с такой болезнью считают обычными людьми, между ними нет такого противостояния и страха. Они живут обычной жизнью, ходят на работу, у них есть семьи, и лишь в моменты, когда они плохо себя чувствуют, они ложатся в больницу, чтобы потом снова вернуться к обычной жизни. В большинстве своем эти люди не опасны для окружающих, скорее их могут обидеть другие, так как они более ранимы. К сожалению, от душевных болезней не застрахован никто, и не дай вам Бог и вашим близким испытать это. Это ваше счастье, что это случилось не с вами.