Справка
Инклюзивное образование — это совместное обучение детей с ограниченными возможностями здоровья и детей, не имеющих таких ограничений. Внимание уделяется индивидуальным потребностям и особенностям каждого ребенка, и преподавание строится, исходя из этих потребностей и особенностей. В России инклюзивное образование регулируется Конституцией, законом «Об образовании», законом «О социальной защите инвалидов в РФ», а также Конвенцией о правах ребенка, Протоколом № 1 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Конвенцией о правах инвалидов. По данным Минтруда, к концу 2013 года в России должно быть более пяти тысяч инклюзивных школ. В мире инклюзивное образование внедряется с 1970-х годов.
По словам ревматолога Александра Шелехова-Кравченко, врачам не совсем ясна концепция такой педагогической модели. «Инклюзивное образование вводится быстро, без широкого обсуждения с врачами, родителями и вообще с общественностью. Медицинский аспект этого введения непонятен: не ухудшит ли совместное обучение медицинское состояние детей? Также не совсем понятен адаптационный период для такого образования в России», — сказал он.
«У ребенка с ограниченными физическими возможностями другой ритм жизни, другое восприятие мира. Он по-другому спит, его день наполнен по-другому, гигиена, физические нагрузки — все другое. Раз мы его вводим в жизнь обычных детей, то и дома ему надо такую жизнь сделать», — рассуждал доктор медицинских наук, врач-реабилитолог Евгений Блюм.
«Если исходить из того, что ребенок здесь главный, то нужно понять, что будет на выходе и за что мы боремся: за результат, за процесс или отдаем дань современным гуманистическим течениям, — задался вопросом реабилитолог. — Хотим ли мы приравнять детей-инвалидов и детей с ограниченными возможностями к здоровым, а здоровых — к ним, или хотим найти нечто среднее?»
По словам директора Института проблем инклюзивного образования МГППУ, кандидата психологических наук Светланы Алехиной, в области инклюзивного образования Россия отстает от остального мира на 30—40 лет.
«До 1 сентября 2013 года (дата вступления в силу нового закона "Об образовании". — РП) инклюзивное образование находилось в процессе обсуждения, и лишь единицы из российских школ пробовали включать детей с ограниченными возможностями в обычные классы.
Сейчас 53—55% таких детей учатся в обычных школах, это общероссийский показатель», — отметила она и напомнила, что в 2012 году Россия ратифицировала Конвенцию о правах инвалидов.
По мнению Алехиной, проблема инклюзии является настолько серьезным вызовом для системы образования, что все решения в этой области являются политическими. И образование пока не готово на этот вызов ответить. «К 2016 году требуется, чтобы только 20% учреждений достигли высокого уровня инклюзивного образования, создали инклюзивные образовательные пространства, среду и так далее», — отметила она.
«Традиция заключается в том, что мы видим проблему в ребенке и адаптируем его к условиям российского образования, сегментируем детей по типу нарушений здоровья и адаптируем. И дети находятся в обществе себе подобных, потому что проще создать им специализированные условия в отдельном учреждении, чем во всей системе образования», — рассказала Алехина.
Коллега и сын Евгения Блюма Леонид Блюм обратил внимание на то, что говорить об инклюзивном образовании вне контекста социальной среды в целом бессмысленно: «Посмотрите на обычную девятиэтажку: инвалид там застрянет».
По мнению Блюма-сына, главный положительный эффект инклюзивного образования — в том, как оно влияет на обычных, здоровых детей.
«Дети с раннего возраста учатся воспринимать других такими же, как они сами, но с особенностями. В этом заключается принципиальный прорыв», — убежден врач. Кроме того, у родителей детей-инвалидов появляется право выбора.
«Одна семья отдаст ребенка в интернат для слабовидящих детей на 5 дней в неделю, а другая отдаст ребенка в инклюзивный класс. Все родители разные», — поддержала его Алехина.
По мнению Блюма-сына, сейчас дети с ограниченными возможностями находятся в России в своеобразной резервации. «Люди боятся слова "ДЦП" как тотемного знака — такой пещерный уровень.
Резервация сохранится и будет разрушительно влиять на общество, пока мы не преодолеем это тотемное мышление», — уверен врач.
«Инвалид выполняет сверхважную роль оздоровления общества. Иначе мы скатываемся к спартанскому подходу», — предупредил Блюм-сын, имея в виду, очевидно, упоминавшийся у Плутарха спартанский обычай сбрасывать «слабых и уродливых» младенцев в ущелье.
Для успешного обучения ребенка в инклюзивной системе требуется адаптация к его возможностям образовательной программы, создание специальных условий и психолого-педагогическое сопровождение, а некоторым детям необходимы тьюторы — персональные наставники, рассказала Алехина. По словам психолога, на данный момент трудности начинаются уже с вопроса транспортной (как детям-инвалидам добраться до школы) и архитектурной (как попасть в класс) доступности. Кроме того, инклюзивная школа не может обойтись без психологов, логопедов и дефектологов, но пока 85% бюджета школ уходит на зарплаты учителям-предметникам.
«Нет никакой безбарьерной среды, у входа в каждый кабинет — порожек. Тратим деньги на сенсорные комнаты, с которыми не умеем работать, а элементарные меры по доступности принять не можем», — сетует Алехина.
«Медики же сейчас выведены из системы образования. Мы решаем включить в школу детей с инвалидностью, и лишаем их медицинской помощи. Это очень серьезное противоречие, — добавила она. — Школа становится инклюзивной только тогда, когда создает условия для детей с разными потребностями».
По словам Алехиной, уже сейчас в педагогических вузах открываются магистратуры по инклюзивному образованию, в четырех вузах открыт бакалавриат. Также обсуждается вопрос о том, чтобы ввести модуль по инклюзии в программу общей подготовки учителей. Блюм-отец тут же задался вопросом, на кого будет ориентироваться педагог в классе — «на сильное или на слабое звено»?
«Введение инклюзивного образования потребует много времени, и это будет непросто — в людях очень много психологических барьеров, в том числе в учителях и родителях», — резюмировала Алехина.
Ранее «Русская планета» писала об инклюзии в связи с вступлением в силу нового закона об образовании: сомнения учителей вызывала как готовность школ к такой системе, так и разработка новых профессиональных стандартов.
«Заниматься с этими детьми в обычных школах никто не умеет, мы не можем переходить на инклюзию, — говорила тогда исполнительный директор центра „Контакт“ Елена Багарадникова. — Кроме того, положенные четыре часа бесплатной коррекции теперь урезали в два раза, и этим можно заниматься только в неучебное время. Это невозможно без продленки, а продленка платная. Мы не знаем, что делать».
«Я видел выжимку из проекта профстандарта. Согласно ему, учитель — это супергений, который непонятно где обучался и непонятно где работает», — отмечал в сентябре член совета профсоюза «Учитель» Всеволод Луховицкий, говоря о преподавании в инклюзивных классах. «В стандарте заложен супергений. Ни один из работающих учителей такому стандарту не соответствует», — уверен педагог.
Юлиана Лизер
Источник: Русская Планета