Журналиста принял заместитель нового руководителя Главного бюро, Константин Борисов. Ранее (буквально месяц-другой назад) он руководил бюро, поэтому в наших материалах, посвященных медико-социальной экспертизе, и упоминался. В середине сентября его сменил Олег Никитин, а Борисов стал его замом. Поскольку после четырех лет руководства ГБМСЭ в статусе исполняющего обязанности он изучил систему досконально, лучшего экспертного мнения не стоило и желать.
Со скидкой, конечно, на то, что Константин Борисов — государственный служащий, или, выражаясь проще, чиновник. А стало быть, откровений о системе (хотя бы системе медико-социальной экспертизы) и полном бардаке в ней, как и в любой из систем нашего государства, мы не услышим. Тем не менее разговор с Константином Борисовым показался нам достойным внимания читателей.
Итак, что же удалось узнать, и какие вопросы нас вообще интересовали? Несмотря на наличие двух вполне конкретных случаев, уже описанных «Парком Гагарина», когда эксперты не пожелали признать инвалидом сначала женщину с тяжелым заболеванием по поводу удаления щитовидной железы, а затем — нашего коллегу, журналиста «Самарской газеты» Михаила Кутейникова, перенесшего инсульт, мы все же начали с выяснения более общих вопросов.
Для начала: каков именно порядок рассмотрения дел о присвоении инвалидности в бюро медико-социальной экспертизы? Какими критериями руководствуются эксперты при оценке?
Константин Борисов пояснил, что в системе медико-социальной экспертизы все специалисты имеют очень высокую квалификацию, которую периодически (раз в пять лет) повышают в специальном Санкт-Петербургском институте усовершенствования врачей-экспертов (ФГБОУ ДПО «СПбИУВЭК» Минтруда России).
В состав экспертной комиссии по медико-социальной экспертизе входят в среднем 7-8 специалистов. Не все из них врачи — есть и социальные работники, которые в некоторых случаях должны определять, в каких условиях проживает гражданин, претендующий на инвалидность, какие средства реабилитации (если, конечно, таковые доступны) ему могут понадобиться. Обычно же для принятия решения о признании/не признании лица инвалидом достаточно четырех человек: одного специалиста по МСЭ, одного социального работника, одного врача-реабилитолога и одного профильного врача, в зависимости от заболевания.
Эксперты, входящие в состав комиссии, по словам Борисова, сами не решают всего. Пациентов направляют в МСЭ на получение инвалидности врачи лечебных учреждений, устанавливающие диагноз и оформляющие так называемый посыльный лист. А эксперты лишь проверяют, насколько претендент соответствует диагнозу. «Сопоставляют увиденное с тем, что написано в сопроводительных медицинских бумагах и анализируют данные, описывающие течение болезни», - пояснил Константин Борисов. Сопоставляют и проверяют не абы как, а в соответствии с разнообразными нормативными документами - постановлениями правительства и административными регламентами. Кроме этого, есть у экспертов и главное методическое руководство, где расписано, при каких заболеваниях и в какой степени выраженных присваивается человеку та или иная группа инвалидности. Называется этот труд «Справочник по медико-социальной экспертизе и реабилитации». И найти его в открытом доступе не так-то легко. Да и неспециалисту в нем разобраться трудно.
В связи с описанной схемой работы МСЭ возник закономерный, как мне показалось, вопрос.
Каково в этой схеме поле для действия субъективного, человеческого фактора? Проще говоря — насколько принятое решение зависит от личной воли специалистов, а не от разнообразных регламентов? Константин Борисов считает, что вмешательство человеческого фактора здесь минимально. Точнее, максимально затруднено. Поскольку решения экспертной комиссии можно обжаловать в нескольких инстанциях (вышестоящие бюро МСЭ) и даже через суд.
Кстати, о структуре системы медико-социальной экспертизы. Бюро МСЭ — учреждения федерального подчинения. Первичные бюро подчинены Главному бюро медико-социальной экспертизы в субъекте федерации. Как раз в ГБМСЭ по региону можно обжаловать решение первичной инстанции. Хотя это не всегда приводит к положительному результату (описанные случаи являются ярким тому подтверждением). Следующая инстанция вверх для обжалования — Федеральное бюро медико-социальной экспертизы в Москве, которое подчиняется Министерству труда и социальной защиты РФ. Где, кстати, можно обжаловать решение нижестоящих бюро как в очной, так и в заочной форме. Или же не согласный с решением первичного или регионального бюро может обратиться в суд, как и говорил Константин Борисов.
Кроме того, бюро обязано не только выдать направленному на МСЭ справку стандартного образца о принятом решении, но и довести до пациента свое решение в доступной и понятной для него форме. Правда, делается это в момент прохождения экспертизы устно, а в письменном виде подробное разъяснение решения комиссии выдается лишь по письменному же запросу пациента.
Но самые интересные вопросы эксперту оставил «на сладкое». Итак, в ранее опубликованных материалах приводилась интересная статистика по инвалидности в России. Которая свидетельствует о том, что с 2002 по 2005 годы число инвалидов существенно росло, а с 2006 по 2011 (данные за 2012 пока недоступны) — столь же существенно падало. И представленная в ответ на запрос «Парка Гагарина» статистика по Самарской области также коррелирует с общефедеральными показателями: в 2002 году первичную инвалидность (впервые признаны инвалидами) получили 26 261 житель региона, в 2003 — 23839, в 2004 — 26169, в 2005 — 27399. Потом начинается резкое падение цифр: 2006 — 23014; 2007 — 19848; 2008 — 18998; 2009 — 19156; 2010 — 19193; 2011 — 17728.
Мы предположили тогда, что тенденция эта связана с некоторой неохотой государства заботиться о социально не защищенных гражданах и, возможно, соответствующими (негласными, конечно) указаниями по этому поводу системе экспертизы.
Но Константин Борисов попытался развеять наши подозрения. По его мнению, изменение цифр связано с тем, что российская медицина сделала в последние пять-шесть лет мощный рывок вперед. Качество медицинских услуг в плане реабилитации инвалидов повысилось, появились новые современные технологии, позволяющие избавлять людей от инвалидности, возвращать им полноценное качество жизни. Тут эксперт произнес новое слово: делаются «деинвалидизирующие» операции. Жаль, что обратившиеся инвалиды отчего-то не имели счастья лично соприкоснуться с мощным рывком отечественной медицины...
Наш собеседник также попросил учитывать следующий факт: на медико-социальную экспертизу людей направляют лечебно-профилактические учреждения (ЛПУ). Сколько пришло с направлениями от ЛПУ — столько эксперты обязаны освидетельствовать. А из числа освидетельствованных инвалидами тоже признают не всех. Поэтому конечное число признанных инвалидами не полностью зависит только от экспертов, но и от того, сколько вообще людей было направлено лечебными учреждениями на экспертизу.
Уточнив у Константина Борисова и эти данные, мы получили следующие соотношения:
в 2002 году для первичного освидетельствования на инвалидность в области направлено 27 145 человек, в 2003 — 24966; в 2004 — 27259; в 2005 — 29116; в 2006 — 24434; в 2007 — 21139; в 2008 — 20464; в 2009 — 20803; в 2010 — 21023; в 2011 — 19478.
Как видно, число направляемых на медико-социальную экспертизу с 2002 по 2005 год также росло (за исключением провала в 2003 г.), а с 2006 — падало. То есть либо население резко поздоровело, либо ЛПУ стали направлять меньше людей на медико-социальную экспертизу. Почему? Вопрос открытый, и можно лишь строить предположения.
Во всяком случае, объясняя, отчего это в России инвалидами признаны 9,3% населения, а в Финляндии, например, 32,2%, а в Португалии — 20,1%, Константин Борисов попытался аргументировать это иными подходами к проблеме реабилитации инвалидов. В этих, мол, странах, система реабилитации не гибкая, не творческая, тогда как в России врачи-реабилитологи, не ограниченные рамками стандартных процедур, из кожи вон лезут, чтобы сделать инвалидов здоровыми людьми.
Честно говоря, такое объяснение не кажется убедительным. А вот есть другое предположение: система социальных обязательств государства, среда для комфортного существования людей с ограниченными возможностями выстроена в этих странах настолько лучше, что государство может себе позволить не связывать инвалидность лишь со стойкой нетрудоспособностью гражданина, как у нас. Там делается упор на социализацию инвалидов, включение их во все сферы жизни общества. У нас — главное, чтобы инвалиды были незаметны. Оттого и признаются инвалидами меньше больных, оттого и не создана среда, позволяющая им активно и полноценно включаться в жизнь общества. Опять тот же сталинский принцип: нет человека — нет проблемы. Точнее, нет инвалида — нет лишней проблемы у государства.
К счастью, часто даже открытая статистика позволяет делать весьма интересные выводы. Так, например, если сопоставить два ряда показателей, предоставленных Главным бюро медико-социальной экспертизы по Самарской области, можно обнаружить еще и следующую закономерность.
Официальный ответ ГБМСЭ гласит: «...число направленных граждан лечебно-профилактическими учреждениями на медико-социальную экспертизу соответствует числу освидетельствованных». То есть всех, кого направили, освидетельствовали. Другая колонка — ранее предоставленная информация по тем же годам о числе граждан, признанных инвалидами. Сравнивая их, можно высчитать, какой процент граждан из числа освидетельствованных признается инвалидами. И вот что мы имеем:
2002 год — признаны инвалидами 96,7% из числа первично освидетельствованных. 2003 год - 95,7%; 2004 год — 96%; 2005 год — 94,1%; 2006 год — 94,1%; 2007 год — 93,9%; 2008 год — 92,8%; 2009 год — 92%; 2010 год — 91,2%; 2011 год — 91%.
За десять лет падение на 5,7%. Если представить себе, что в масштабах страны наблюдается такая же ситуация, то речь идет о десятках тысяч людей с ограниченными возможностями и стойкими расстройствами, которых не признали инвалидами, которые не получили реабилитации, социальной помощи, которые оставлены государством на произвол судьбы. Если же сюда прибавить те сотни тысяч, которые почему-то вдруг стали вообще недостойны освидетельствования медико-социальной экспертизы, то проблема вырастает до масштабов национальной катастрофы.
«Парк Гагарина» не претендует на абсолютную истинность таких выводов. Это всего лишь наше оценочное мнение. Но социальная политика государства в последние годы, начиная с монетизации льгот (совпавшей, кстати, по времени с началом уменьшения численности инвалидов — 2005 год); тянущиеся уже десяток лет попытки обеспечить, наконец, жильем ветеранов войны; сжимание номенклатуры бесплатно предоставляемых государственных и муниципальных услуг в области здравоохранения и образования — всё это приводит именно к такому оценочному мнению. А не к мысли о стремительном росте качества медицины и социальной адаптации людей с ограниченными возможностями.
Убедительных ответов на возникшие вопросы мы пока не получили. Возможно, самый ответственный за социальную политику государственный орган — Министерство труда и социальной защиты Российской Федерации сможет аргументированно объяснить все эти статистические феномены?
Комментарии
Ирина Скупова, Уполномоченный по правам человека в Самарской области:
- И то, и другое - правда. Официально не объявленная кампания по сокращению количества людей, признаваемых инвалидами, имела место в 2005-2006 годах. Это ощущалось и по статистике, и по росту числа жалоб по этим вопросам, и по репликам во властных коридорах типа "У нас инвалидов уже больше, чем людей". Сейчас установки сверху по искусственной деинвалидизации населения вроде бы неосязаемы. И прогресс в медицине трудно отрицать. Скажем, при определенных условиях и использовании технических средств реабилитации слабо слышащий человек может чувствовать себя здоровым. Однако эти два, безусловно, объективных фактора не отменяют "гримас" системы медико-социальной реабилитации. То человека без руки или ноги признают вполне здоровым, то инвалидность назначат, а в индивидуальную программу реабилитации включат пункты, никак не соответствующие требуемому лечению и т.д. Есть нарекания на отношение к людям, обращающимся в БМСЭ. И даже аргументы по поводу "все предопределено методикой" я бы осмысливала критически. Да, методики стандартны, но организмы-то индивидуальны. Поэтому по каждой ситуации нужно разбираться отдельно.
Евгений Печерских, председатель правления организации инвалидов-колясочников «Ассоциация Десница»:
- Достаточно проблемная статья, которая в очередной раз показывает, что деятельность бюро медико-социальной экспертизы — это некая терра инкогнита, совершенно недоступная для обывателя. А именно - человек, который приходит на освидетельствование, идет туда, как на Голгофу. У него нет информации, что с ним будут делать, как с ним будут поступать, что там будут решать, как его примут, что он должен говорить и т. д. Это психологически тяжелая ситуация для неподготовленного человека. То, что ему вещают эксперты, он воспринимает как истину в последней инстанции, несмотря на то, что часто решения МСЭ неадекватны ситуации, в которой находится инвалид.
Эта проблема возникла не сейчас, она существует давно. Об этом свидетельствуют результаты социологического опроса, проведенного в 2008 году в Санкт-Петербурге, Саратовской, Костромской и Московской областях в рамках проекта «Система реабилитационных услуг для людей с ограниченными возможностями в Российской Федерации». 45% участников опроса оказались не удовлетворены процедурой бюро медико-социальной экспертизы. И здесь еще можно сказать о том, что сама процедура освидетельствования, на мой взгляд, выглядит странно: члены экспертной комиссии безлики — анонимные люди в белых халатах, которых неизвестно как зовут, как к ним обращаться, кто они по специальности и т. д. Это тоже создает дополнительный психологический пресс для инвалида, потому что выйдя из бюро МСЭ, он совершенно не может сориентироваться, кто и что ему говорил. Предъявить претензию затем, что вот именно эту глупость ему сказал, к примеру, психолог, он просто-напросто не сможет — у него нет этой информации. В результате все это приводит человека в ступор, он просто машет рукой и говорит: ах, достали меня уже здесь окончательно, пусть все будет, как было. Именно по этой причине у нас очень малый процент обжалований решений бюро МСЭ, хотя обжаловать их вполне возможно, возможно добиться своего — например, получить то или иное техническое средство реабилитации или получить вторую степень утраты трудоспособности вместо третьей и пр.
Очень часто сотрудники бюро ссылаются на законодательство, но по требованию инвалида представить это законодательство не всегда хотят.
Роман Хахалин
Источник: parkgagarina.info