Эта история проста, в ней нет никаких нраво-учений, морали и интриг, все обыденно и прозрачно, – а я в той истории только свидетель, не более... Меня от центра иногда подвозит до дома знакомый таксист, «бомбящий» на своих раздолбаных жигулях, когда нет заказов, – он вообще-то строитель. Живет в соседней «панельке». Непонятных, как многие кавказцы, лет, волосы смоляные «с пеплом», приземистый, обрусевший; акцент появляется, когда волнуется или рассказывает о детях. У него два пацана-погодка, лет по 14-15, жена с золотыми руками – в общем, хорошая и дружная семья.
Вдруг его жена-учительница стала какой-то задумчивой и неразговорчивой, лежала подолгу в слезах, отвернувшись к стене. Предположил худшее, принял для храбрости, вызвал на откровенный разговор, обмяк – не то.
Жена в составе делегации от школы ездила в детдом с подарками и маленьким спектаклем. Среди маленьких зрителей увидела большеглазого мальчика лет двух или около того. Тот ничего не говорил, только все время смотрел на нее. Теперь она не может забыть эти глаза… Потом узнала – его зовут Ростик.
Мальчика усыновили. На суде нашлась причина, по которой, по формальным признакам, могли отказать в усыновлении. Грузин бухнулся на колени, молча посмотрел судье в глаза. Отдали. Старшие приняли настороженно, но через месяц мальчик стал для них своим – были даже споры, кому с ним гулять. Дед посмотрел фотографию и сказал: «Наш!».
А через два года у Ростика пропал слух. Немым он не стал, но говорил все хуже и хуже. А со слухом было сложнее: «…Что-то с нервом… пройдет… дайте срок… надо профилактировать…» – врачи в один голос утверждали, что это временно. В столице приняли в хороший медцентр, совершенно бесплатно провели тесты и анализы вроде бы все в норме, но...
Когда завотделением узнал, что мальчик приемный, – вызвал отца и сказал, что, судя по его опыту, слух должен вернуться; возможно, вернется частично, лет после двенадцати, но есть риск, что все может остаться в нынешнем состоянии, так что надо пытаться лечить.
Лечили, обследовали. Не помогало, но везли опять – благо, в медцентре не смотрели на прописку и национальность: грузин или нет – неважно (да и сван он вообще-то), помогали с жильем. Возили на Украину, в Прибалтику. Ростику тем временем исполнилось семь. Дальше – инвалидность, спецшкола, общество глухих.
Тот же завотделением нашел германский фонд, который вызвался оплатить лечение в немецкой клинике с частичным проживанием родителей (дальнейшее проживание было уже за свой счет). На поездки в столицу и в Прибалтику назанимали довольно много, да и, несмотря на бесплатность немецкого лечения, побочных расходов требовалось немало (например, на реабилитацию) – собрали семейный совет. Сам сван – шестой в семье, есть еще брат, остальные – сестры.
Получили германскую визу, запустили продажу квартиры, уже договорились… А через несколько дней мама зажимала себе рот и плакала на улице – Ростик услышал.
– Да слышу я, мам, не кричи, – говорит.
Слова, правда, чуть тянет, да и интонации еще трудно даются, но уже все слышит, только боится хлопков.
Ростик качал мою маленькую дочку на качелях, а рядом на скамейке отпаивали валерьянкой его маму. Я сам верил и не верил в происходящее.
А через несколько дней сван пришел и стал извиняться, что не может накрыть стол.
– Зачем, – говорю, – извиняешься, какой стол?.
– Положено так – всех позвать, кто радость видел, чтобы счастье не ушло!
Вернутся, говорит, – накроет стол. Немцы их все равно зазвали на диагностику, на всякий случай. Говорят, для Ростика даже запланированы автобусные экскурсии в детские развлекательные центры...
Сван, уходя, говорит: – Ростик спрашивал, почему у нас сестричек нет: «А давайте у нас тоже будут девочки!» Старшие-то ухмыляются, на седины мои косятся, а я что – я даже за...
Спрашиваю: – Можно, напишу про тебя?
– Пиши. Напиши – двух дэвочек родим. Или в детдоме возьмем – жена не против. Атэц сказал – всэх поднимем!
Вот такая история про тех, кто верил и верит, что все будет хорошо!
Виталий Серафимов
Источник: ugra-news.ru