Вот уже 25 лет при Нижегородской школе-интернате для неслышащих детей существует Театр-студия «Пиано», обучая ребят искусству пантомимы, танца и клоунады. Им восхищаются во всем мире, постоянно зовут на международные фестивали, награждают призами, медалями, дипломами и прочими материальными доказательствами всеобщего признания.
Год назад художественный руководитель «Пиано» Владимир Чикишев получил из рук Президента Российской академии образования Н.Д.Никандрова «Золотую подкову» - символ победы в международном конкурсе социально-культурных проектов «Инициатива 2010». Эксперты оценили театр как лучший «инновационный проект в сфере образования», и четыре месяца назад Владимир Николаевич Чикишев был назначен директором школы-интерната.
- Как чувствуете себя в новом кресле?
- Нормальная работа. Мужская. Есть опасность, конечно, увязнуть в текучке... Однако, как верно заметил Сергей Гармаш, побывав у нас в гостях, в каждой школе для глухих должен быть театр. И добавил: «Ты должен стать директором - для того, чтобы появился прецедент». Мы встречались в апреле. Он как в воду смотрел.
Но я хочу сказать - это не эксперимент, а естественный ход жизни. Двадцать пять лет наш театр демонстрировал успешную модель развития. Не замечать этого... ну, уже невозможно! Больше сорока международных фестивалей, тринадцать стран мира, более пятнадцати социально ориентированных проектов - даже перечислять все замучаешься. А уж если детский театр награждается от системы образования, это означает только одно - система признала наличие волшебства (или преобразующую силу искусства).
- Выдающий педагог Шалва Амонашвили назвал то, что вы делаете в «Пиано», уникальным, признав, что вы вдохновили своих учеников и дали им необходимые инструменты, которые они могут свободно использовать, чтобы выражать свои чувства. А это то, что ищет современная педагогика. Что же это за инструменты?
- Глухие дети не только не слышат, они на другом языке говорят. У них другой мир. Другая ментальность. Мы слова читаем, а они - пальцы. Они лицо сканируют, походку, движения рук... То есть им остается только визуальный ряд. И - возможность какого-то действия, участия. И здесь, кстати, они намного богаче обычных, «нормальных» детей. Но именно тут-то и кроется самое непростое. Можно создать атмосферу, построить театр, преобразить школу - и все будет напрасно. Надо найти еще и форму, особый способ общения с этим другим миром.
Когда на первых занятиях, двадцать пять лет назад, дети принялись импровизировать, я, взрослый человек, смотрел на них и понимал, что я этого делать не умею. Ну да, можно придумать. Но они не придумывали: они это просто делали - и все! Играя, как в песочнице. И тогда родилась игра в превращения.
Один жест превращается в другой, этот другой - в третий... До бесконечности. Пластилиновая ворона. Метаморфозы. Масса возможностей лаконично, притчево высказываться о том, что волнует. Детям этот язык понятен. Они сочиняют на нем и элементы для композиции выбирают сами. Это всегда - их собственная импровизация, пусть в рамках темы или в рамках нескольких тем, заданных режиссером, или вообще в свободной теме. Игра для всех одна и та же - возможность сочинения фразы из слов-движений, поэтому репетиции складываются из этих высказываний. Но при этом каждый сочиняет не просто ради сочинения, а выстраивает особый диалог со зрителем. Он добавляет в свою композицию юмор, элемент провокации, интригу. Он хочет нас взволновать, увлечь. Он сам заинтригован и возбужден. Он играет с нами - в тайну, в прятки, в ассоциации. Поймем? Услышим? Все поймем или не все?.. И в этот момент получает практику не только самостоятельного творчества, но и самостоятельного контакта с людьми.
- Но желание постоянно импровизировать может вступать в противоречие с режиссерской задачей.
- Станиславский же говорил: режиссер должен раствориться в актере. В моем случае режиссер, педагог должен вовремя исчезнуть. Поманил, поворожил, увлек - и исчез. Нет взрослых в детской песочнице!
- Вы поняли это сразу?
- Нет, конечно. Я же воспитывался в советской школе, в советской семье - словом, в серьезное время серьезных отношений, когда все было строго регламентировано. Но мои представления менялись... не сказать, чтобы быстро, однако достаточно уверенно. От понимания театра как пространства, где творится спектакль, я пришел к пониманию театра, где главным становится не спектакль, а человек. Ребенок. Не важно, какой спектакль он играет. Важно, что он сочиняет.
Я много думал над тем, что, например, Дед Мороз на детском утреннике никогда не просит сочинить стихотворение, всегда - рассказать. Между тем способность дорисовывания, дофантазировывания, взаимопроникновения пространств свойственна не только детям, но и взрослым. Экзюпери, Михаэль Энде с его «Бесконечной книгой», Даниил Хармс, Льюис Кэрролл... Но Деды Морозы, видимо, давно не перечитывали «Алису в стране чудес». Хотя им, как главным волшебникам, это по должности положено.
- Общение с людьми ограниченных возможностей, а тем более с детьми, - вещь непростая. Оно требует активизации душевных сил. Оно затратно, а современный человек привык беречь себя. Не было желания, хотя бы минутного, сменить «собеседников»?
- Нет, я заинтригован. Очень серьезно и очень глубоко. Для меня загадка, как они, не слыша музыки, слышат ее очень тонко. Видимо, они другие вибрации слушают - внутри себя. И какое искушение, какое счастье - вмешаться, поучаствовать в этом! Чуть-чуть настроить эту мелодию, включить другой регистр.
И еще они обладают каким-то особым иммунитетом. Им же тяжело, потому что они маленькие. И они снизу смотрят на нас, взрослых. А уж причин впасть в отчаяние у них в тысячу раз больше. И, тем не менее, они - очень часто - живее, интереснее, любопытнее, добрее, щедрее, чем мы. И более наполнены любовью. Мы проводим бесконечные эксперименты над собой, над жизнью, расплескиваем себя. А они цельные. И бесстрашные.
- Теперь вы - директор школы...
- То, что я стал директором, это замечательно. Для театра и, надеюсь, для школы. Театр - бескорыстное существо. Пространство, открытое для всех. Но это клумба посреди шоссе. Поэтому моя главная задача - создать единое пространство. Творческое, образовательное, человеческое. Не раздираемое противоречиями. Наполненное согласием, умением жить и работать вместе. А на это нужны полномочия, доброй воли, как я убедился, недостаточно. Теперь эти полномочия у меня есть. И я могу, например, взять и раскрасить школьные стены. Разным цветом на каждом этаже. В этом художественном пространстве легче работать с детьми - иначе все воспринимается.
Другой вопрос, что театр площадью 124 квадратных метра мы делали 9 месяцев и потратили 2 миллиона рублей, а пространство школы-интерната площадью 4,5 тысячи квадратных метров нам пришлось осваивать за 2 месяца до начала учебного года. И у нас было только полмиллиона. Но зато много помощников: волонтеры, друзья, Попечительский совет театра «Пиано» (председатель Ольга Никитина), сотрудники школы. А это очень важно. Все понимали, что, начиная новую жизнь, в первую очередь, надо дом почистить. И по возможности насытить пространство красотой, а жизнь - интересными событиями. Причем как жизнь детей, так и жизнь взрослых - для меня это равнозначные задачи. Если взрослым не будет интересно, дети тоже заскучают. Нужно, чтобы жизнь здесь кипела, чтобы не было места «просто жалости». Чтобы нашим детям завидовали, нашими детьми восхищались.
Думаем мы и о том, чтобы превратить школу в Фестивальный арт-центр. Приглашать художников, философов, музыкантов, архитекторов. По моему мнению, фестивали вообще должны проходить в больницах. У «Пиано», кстати, здесь накоплен большой опыт: мы часто играем спектакли для больных. Для наших детей это очень важно и нужно - сознание, что они могут помогать другим.
Вера Звездова
Источник: rosculture.ru