Россияне в него не верят, но живут так, как будто верят в него
Проведенный социологами опрос россиян огорчил церковь: лишь немногие из тех, кто считает себя верующим человеком, верят в загробный мир.
Современный человек в тупике. Как раз в мае уместно вспомнить, сколько миллионов людей простирали руки к небу, вопрошая Бога: почему Он позволил нацистам убить миллионы безвинных жертв? Отчего не вмешался? Почему не покарал Гитлера и не избавил человечество от самой кровавой в истории войны и лагерей массового уничтожения?
Несчастья должны происходить только с неправедными, бесчестными людьми, сильно провинившимися перед Богом и людьми. Отчего же гибнут и страдают те, кто ведет праведную жизнь? Мир полон крови и слез. Невинные люди гибнут от руки преступника, становятся жертвой автомобильных катастроф, пожаров, землетрясений. В чем же тогда состоит Божья справедливость?
Профессиональные теологи легко находят ответ на этот вопрос, доказывая, что зло — необходимая часть мира: без зла немыслимо добро. Такой ответ устроит любопытствующего студента, но не родителей, потерявших ребенка.
Можно, конечно, возразить, что праведников на Земле мало, что страдающие люди совершили те или иные прегрешения, и потому Бог вправе их покарать. Но разве мелкие проступки достойны такого сурового наказания?
Оглянемся вокруг: горести и страдания обрушиваются на самых обычных людей, которых никак не назовешь великими грешниками. И они начинают искать вину в своем поведении, вспоминают о мелких проступках, пропущенных богослужениях, случайном богохульстве. Людям почему-то кажется, что они и в самом деле виновны в том, что их сын или дочь попали под машину. Это попытка объяснить себе окружающий мир, часто жестокий и непонятный.
Даже не очень религиозная мать, чей сын попал под машину, соглашается с тем, что Бог карает за грехи, и принимает вину на себя. Если была она была менее эгоистичной и больше думала о душе, соблюдала бы пост, чаще ходила в церковь, то ее сын был бы жив… Но смерть мальчика — не слишком ли суровое наказание за несоблюдение поста?
Хорошие люди должны жить долго и счастливо. Но на протяжении ХХ века хорошие люди гибли миллионами, а долго и счастливо жили настоящие преступники…
Можно представить себе, что человеку не открыта картина мироздания, он видит лишь некий хаос и не понимает, почему этот человек умирает молодым, а тот живет до глубокой старости. Всевышний же действует по определенному плану. Но возникает вопрос: как такое предположение сочетается с утверждаемой религией ценностью каждой человеческой жизни? Если человек пожелает принести в жертву своему грандиозному замыслу жизнь ребенка, его отправят в тюрьму. Неужели мы готовы признать за Богом подобную жестокость?
Некоторые верующие полагают, что Бог специально посылает страдания, желая помочь им исправиться. Родители иногда вынуждены наказывать ребенка, которого они бесконечно любят. Точно так же поступает и Бог. Он обращается с людьми как мудрый и любящий отец, предостерегая нас от больших ошибок и несчастий.
Один из священнослужителей приводит такой пример. Если человек, не имеющий ни малейшего понятия о медицине, войдет в операционную комнату, то он решит, что хирурги — это банда преступников, которая пытает несчастную жертву. Так и Бог, причиняя боль, на самом деле помогает.
Сгорел дом? Бог не желает, чтобы ты был богат.
Юноше, которого искалечил преступник, говорят:
— Ты думал только о деньгах и машинах. Бог хотел, чтобы ты перестал быть таким. Он желает, чтобы ты стал лучше, духовнее.
Странный, однако, путь сделать человека лучше — лишить его возможности ходить без чужой помощи, превратить в инвалида, прикованного к креслу. Конечно, хирург берется за скальпель, чтобы помочь человеку, но не всякий, кто всаживает в человека нож, хирург. Возможно, иногда причиняя боль людям, которых любим, мы им помогаем. Но не всякое страдание во благо.
Когда рождается неполноценный ребенок, трудно поверить в то, что таков замысел Божий, что он желает таким образом облагородить души убитых горем родителей. Когда по случайности или по чьей-то небрежности гибнет новорожденный или младенец, это тоже часть Божьего замысла? Но ради чего? Преподать урок младенцу? В чем смысл урока, в результате которого обучаемый гибнет? Наставить на путь истины небрежных родителей или неумелых медсестер? Не дорога ли цена за такой урок?
Современная теология предлагает иной взгляд.
Да, невинные люди страдают в этом мире. Они теряют близких, сами попадают в катастрофы, лишаются здоровья, работы, благополучия. Но не следует искать в этом Божью волю. Бог не наказывает людей таким образом.
Вероятно, нам нужно смириться с тем, что некоторые события происходят безо всякой причины: Вселенная не упорядочена, в ней присутствует хаос. Конечно, легче признать жестокость Бога, чем эту неупорядоченность нашего мира. Выжив после тяжелой катастрофы, иногда говорят себе в утешение:
— Я убедился в том, что Бог есть. Я выжил только потому, что он хотел спасти меня!
А что же должны думать родные тех, кто погиб в той же катастрофе? Что их сын менее ценен для Бога?
Жизнь людей зависит от невероятных поворотов судьбы. Тектонический сдвиг порождает ураган и цунами, что приводит к аварии на атомной электростанции. Сложные процессы в атмосфере вызывают засуху, урожай пропадает, и начинается голод. Ломается плохо сделанная деталь в самолете, и гибнет сто с лишним человек…
Это не Божий выбор. Это не сознательное умерщвление конкретных людей как сигнал миру. Это господство случайности, хаоса, неопределенности в мире.
Но нам ведь и бороться с хаосом, не опуская руки!
Явления природы не носят морального или аморального характера. Если рушится дом или падает самолет, не надо думать о том, почему Бог захотел одних убить, а других оставить в живых. Человеческий мозг должен быть занят познанием законов природы в поисках ответа на вопрос, как предупреждать такие катаклизмы и спасать людей. Иногда достаточно выяснить, кто построил дом с вопиющими нарушениями технологии и кто плохо подготовил самолет к взлету.
Конечно, такое признание разочаровывает. Куда легче жить с сознанием, что Он все знает, Он все может, и все происходит по плану… Но ведь есть и другая сторона этого представления о мире. Раз преследующие нас несчастья не имеют отношения к Богу, значит, Он на нашей стороне. Верующие обращаются к Богу не за наградой и наказанием — они ищут у Бога помощи и поддержки в своих делах. И это главное.
Иногда, столкнувшись с трагедией, утешают себя: происходящее не так ужасно, как нам кажется, потому что этот мир не единственный, есть и другой. Там все будет прекрасно…
Иерархам церкви не стоит огорчаться результатам опроса общественного мнения относительно загробного мира. В реальности многие и воцерковленные, и невоцерковленные люди как раз даже очень рассчитывают на иную, лучшую жизнь, в которой все будет устроено иначе и где они будут вознаграждены за неустроенность нынешней. Это позволяет ничего не делать в нынешней жизни. Раз все предопределено, то сейчас и стараться особенно не стоит. Все произойдет само собой, на все высшая воля…
К сожалению, никто из нас, живущих на Земле, не может подтвердить реальность другого мира. Мы знаем, что происходит с телом умершего. Мы верим в то, что душа человека не умирает. Но как в том, другом мире душа существует без тела? Оказавшись там, сможем ли мы узнать души, если они не имеют телесной оболочки? И что происходит с умственно отсталыми детьми, которые рано покидают сей мир? Обретают ли они там новую душу?
Вера в иной мир, где страдающие обретут покой и успокоение и будут вознаграждены за все перенесенное в этом мире, бесспорно, помогает жить. Но не избавляет ли эта вера от необходимости что-то делать в нашем, земном мире? Не питает ли свойственный российскому обществу фатализм, ставший синонимом безразличия и душевной лености? Не причина ли это нашего поразительно равнодушного отношения к нынешнему неустройству России и нежелания изменить к лучшему будущее — свое и наших детей?
Возможно, потусторонняя жизнь существует в форме, недоступной нашему приземленному воображению. Но поскольку у нас нет твердых доказательств существования иного мира, не стоит ли жить и действовать так, как будто бы его не существует, не оставляя ничего на потом?
Леонид Млечин, "Московский Комсомолец"