Двадцать лет назад в тарификационный справочник внесли специальность «социальная работа». За это время от подотчетных бутылок кефира система шагнула к частно-государственному партнерству. О переменах и перспективах «Росбалту» рассказала директор Института переподготовки и повышения квалификации руководящих кадров и специалистов системы соцзащиты населения Москвы, доктор исторических наук, профессор Евдокия Холостова.
- Евдокия Ивановна, социальные работники, те 50 тыс. человек, которые каждый день помогают москвичам, наверняка не сразу стали такими, какими мы их знаем сейчас. Расскажите, как все начиналось. Многое ли пришлось заимствовать у коллег из-за рубежа?
- Все началось с того, что нескольких ученых (я была в их числе) посадили за один стол и попросили написать учебные программы по подготовке социальных работников. Это было в 1991 году, когда только-только было создано Министерство социальной защиты, когда еще не было никаких профильных учреждений - ни по работе с семьей, ни по работе с пожилыми, ни по работе с инвалидами. Но специальность уже была.
Оговорюсь, что профессия как таковая появилась раньше - в 1986-м. Это были люди, которые приходили на дом к одиноко проживающим пенсионерам, приносили им продукты и талоны на прием к врачу, оказывали небольшую помощь по хозяйству, в аптеку ходили за лекарствами. Но у них не было высшего образования.
Специальностью «социальная работа» стала через пять лет. Тогда же речь зашла о вузовской подготовке. Был учрежден Российский социальный институт (сегодня - Российский государственный социальный университет). Но никто толком не знал, кто они такие, эти работники, и чем должны заниматься. С этим нам помогли шведы. Они приехали в Россию и провели здесь обучающий семинар. А мы сверстали свой первый учебный план.
Тогда нам поручили учебники. Опять мы сели за стол и задумались - что писать-то? Мы писали учебники по философии, по истории, по педагогике, но о чем должен был быть этот - понятия не имели. Это ведь такая комплексная специальность, в которой необходимы знания и медицины, и психологии, и педагогики, и права, и социологии, и философии...
В общем, на этот раз спасли англичане. Меня на две недели отправили на стажировку в Великобританию (в Европе специальность «социальная работа» появилась на 80 лет раньше, чем у нас). Каждый божий день я ходила по пятам за местным соцработником и конспектировала. А когда вернулась, то на одном из первых заседаний первой в России кафедры теории и методов социальной работы сказала: все, мы знаем, что нам делать, как работать и как учить студентов. Стали переводить коллег из Германии, Финляндии, Франции, США. Их опыт помог сформировать уже настоящие программы и учебные пособия. Пошли первые выпуски.
Параллельно развивалась система. В 1992-93 годах по всей стране стали открываться учреждения соцзащиты. Первыми появились центры социального обслуживания населения. Там оказывали помощь пожилым людям, инвалидам, семьям льготных категорий. Позднее были созданы центры помощи семье и детям, реабилитационные центры для несовершеннолетних - беспризорных и безнадзорных, кризисные центры для женщин и даже кризисные центры для мужчин. Еще позже - реабилитационные центры для людей с ограниченными возможностями.
И вот сейчас у нас 14 тыс. учреждений 22 типов. Это огромная отрасль, в которой заняты почти полмиллиона социальных работников. 130 российских вузов ежегодно выпускают до восьми тысяч новых специалистов.
- Но если раньше в этой системе могли работать только госструктуры, то после принятия 83-го федерального закона с ними начнут конкурировать частные и общественные организации. Это, на ваш взгляд, положительные перемены?
- Социальная работа переживает очень сложный период. Но системе нужен был новый толчок. Мы очень быстро развивались, начиная с 1993 года и, скажем, до 2000. Это был позитивный рост всех видов и типов учреждений, профессионализма, оборудования, технологий. Но потом началась стагнация. Система выдохлась. И отчасти потому, что социальная сфера не может быть нерыночной в государстве с рыночной экономикой.
В Европе к этому пришли еще в 1950-х. Там большая доля социальных услуг приходится на частный сектор - 60%. У нас - менее 1%. Государство дает гарантированные услуги по перечню - только тем, кто сегодня находится в трудной жизненной ситуации. А если у меня, скажем, нормальная пенсия, живу я с родственниками, двигаюсь самостоятельно, не лежу на постели, то претендовать на них уже не могу. Вернее не могла раньше.
Сейчас, когда в системе появился коммерческий сектор, я могу прийти в любой ЦСО и за небольшую плату заказать консультацию психолога или юриста. Захочу - запишусь на компьютерные курсы или на бальные танцы. Модель частно-государственного партнерства предоставляет москвичам право, которого раньше у них не было: теперь мы можем выбирать между услугами, их качеством и даже людьми, которые их оказывают.
Хотя, конечно, нам еще предстоит очень многое преломить в сознании населения, привыкшего все получать даром и даже слышать не желающего о платной помощи.
- Но ведь для тех, кто уже что-то получал бесплатно, ничего не изменится? Так?
- Так, но люди, которым этого до конца не объяснили, волнуются, пишут письма в мэрию. В этом сейчас и состоит задача социальных работников - объяснить клиентам, что они по-прежнему имеют гарантированный минимум услуг, но что в этот минимум не вошли еще пять десятков возможностей. Скажем, помыть люстру или окна, свозить вас в театр или к подруге в гости - этого в льготном перечне нет. Зато можно доплатить, скажем, 150-200 рублей, и все, что вы захотите, вам вымоют, и куда захотите, отвезут.
Когда в Кировской области и в Краснодарском крае перешли на автономию (Москва сейчас также присоединяется к этой реформе), качество обслуживания заметно выросло. Появилась конкуренция. Клиент стал выбирать, а соцработник - думать, что бы ему такого предложить, чтобы тот не ушел к соседям. Там поняли, что могут зарабатывать деньги, могут развивать те виды услуг, на которые высок спрос среди населения, а не только те, на которые выделяются бюджетные деньги.
Кроме того, новая система страхует страну от патернализма. Адресность услуг должна быть первичной. Потому что когда мы раздаем услуги всем, даже тем, кому не положено, в обществе появляются иждивенцы, уверенные, что государство обязано о них заботиться. Да, обязано, но только тогда, когда человек сам не может себе помочь, когда он оказывается в тупиковой ситуации. Но не когда, к примеру, дети сдают квартиру своего престарелого отца в аренду, а самого его отправляют в дом-интернат. В Европе прежде, чем помочь кому-то, 10 комиссий проверят, есть ли у этого человека близкие родственники рядом, есть ли у него вклады, какая у него недвижимость и доходы.
- Пока мы говорили только о том, как изменится работа госучреждений. Какой конкретно механизм позволит человеку выбирать между государственными и частными организациями? В той же Европе инвалид или пенсионер, зная перечень положенных ему по закону услуг, обращается в понравившуюся фирму, проходит бесплатно все процедуры, и уже постфактум из бюджета на счет этой фирмы перечисляются деньги. Как будет у нас?
- У нас механизм будет строиться на конкурсной основе: у тех, кто предоставляет наиболее качественные услуги для той или иной категории населения, государство их закупает. Ясно, что юрист, к примеру, из специализированной фирмы проконсультирует клиента лучше, чем штатный юрист социального учреждения. Значит, правовые услуги будут заказывать у этой специализированной фирмы.
Другое дело, что рынок сформируется не сегодня-завтра. Должно пройти как минимум несколько лет. Если к 2016 году частный сектор расширится хотя бы до 15% против 1%, который мы имеем сейчас, это будет большим достижением.
- К тому времени нас ждет много перемен. Например, вырастет и без того существенная доля пожилых людей. Несколько лет в Москве говорят об «активном долголетии». Когда эта программа стала экономической необходимостью и как она будет развиваться?
- Проблема депопуляции в России стоит очень остро. Смертность превышает рождаемость. Население стареет. В Москве сегодня каждый четвертый горожанин по паспорту - пожилой. Однако каждый третий продолжает работать: трудоустроены около 800 тыс. из двух с половиной миллионов пенсионеров. Это значит, что говорить о старшем поколении следует в двух аспектах.
Первая когорта - люди от 55 до 65, а то и до 80 лет. Это, скажем так, молодые пожилые, которые полны сил и для которых в городе разработана особая программа - «Лучшая половина жизни». Ее главная задача - социализация. Для пенсионеров открываются кружки и клубы по интересам, языковые и компьютерные курсы, им читают лекции о здоровом образе жизни, рассказывают о профилактике различных заболеваний, в частности - возрастных, работают «университеты третьего возраста», действуют программы социального туризма и т.д.
Но есть и те, кто не в состоянии о себе позаботиться. Им, как правило, за 80. Многие прикованы к постели, на улицу не выходят, с родственниками не общаются. Этим людям необходим уход на дому. Тут и патронажные службы, которые берут на себя не только социально-бытовые, но медицинские функции, и мобильные службы, которые, как «скорая помощь», могут приехать по первому вызову, и «детские садики» для пожилых, куда взрослые дети могут с утра привезти родителя, а вечером - забрать, зная что за день с ним ничего страшного не случилось, что его накормили, развлекли, предоставили возможность поговорить с психологом и пройти (при наличии показаний) физиолечение.
Еще в Москве работают «санатории на дому»: на определенный период за пенсионером закрепляется врач. И не выходя из квартиры, он получает обследование, лечение и усиленное питание. Все это есть. Соцзащита не стоит на месте. Постоянно появляются новые формы помощи.
Например, наши программисты планируют усовершенствовать «тревожную кнопку» - программу, реализованную пока только в Петербурге. Там «кнопка» работает как переговорное устройство, а мы хотим спроектировать модель, которая бы позволила одновременно передавать на диспетчерский пункт информацию о здоровье звонящего.
Тогда оператор, сняв трубку и увидев, что у Ивана Ивановича Петрова пульс 140 и повышенное давление, поймет: «скорую» нужно вызывать срочно, и не станет тратить время на разговоры. Технически встроить в «кнопку» пульсометр и кардиодатчик возможно. В фитнес-технологиях все это давно реализовано.
Другое дело, что никакие технологии не заменят человеческого общения. А здесь у нас, как выяснилось, есть проблемы. Мониторинговый опрос среди соцработников показал, что на беседы с клиентом они в среднем тратят от 10 до 15 минут в день. И то за рамки «что вам купить в следующий раз?» диалоги выходят редко. Этого очень мало. Это уже не социальная работа, а техническая работа по доставке продуктов.
- От профессиональной черствости лекарств в мире, кажется, не придумано.
- В России они уже есть. В Москве идет эксперимент по оптимизации надомного обслуживания, в котором социальных работников делят на две группы: на тех, кто доставляет заказы, и тех, кто работает непосредственно с человеком, кто может почитать ему книгу, рассказать о новостях, связать по телефону с родственниками, вывести на прогулку, поддержать его интересы.
Новая система позволит более грамотно распределить время социального работника. У некоторых из тех, кто будет специализироваться на личном общении, число подопечных может сократиться до трех-четырех человек, но каждому они должны будут уделить не менее полутора-двух часов в день. Другие, не исключено, возьмут на себя по 10-12 клиентов. А «доставщик» сможет обслуживать не 8 человек, как раньше, а 20 или даже 30. Их работа будет максимально автоматизирована.
Сотрудникам системы доставки полагается планшет, в который встроена особая программа, разработанная московскими специалистами по принципу интернет-магазина. Только вместо известных сетевых супермаркетов - прямые договоры с поставщиками товаров. Программа позволяет оформить заказ, не выходя из дома. Клиент выбирает товары, соцработник отправляет сформированный список в единый автоматизированный центр. Оттуда сигнал поступает в магазины.
Далее - заказ собирают и отправляют на отдельный пункт, к которому подъезжает небольшая машинка, напоминающая склад, только автоматизированный, и отвозит пакеты на нужный участок. Там она дежурит часов с 6 утра до тех пор, пока все покупки не разойдутся по клиентам.
Что делает социальный работник? Почти ничего. Подходит к машине, вводит на экранчике вроде домофона личный пароль, выбирает фамилию клиента - автоматически заказ выезжает. Там уже и лекарства, и продукты, и бытовая химия. Не нужно никуда бежать, стоять в очередях, отсчитывая мелочь, трястись в общественном транспорте и таскать по лестницам здоровые сумки-тележки. Единственная задача - донести пакеты до квартиры клиента. Это колоссальная экономия времени и ресурсов.
В рамках апробации системы остановились пока на 15 подопечных. Но планка, как я уже говорила, может быть поднята и до 30 человек. Это, наверное, будет зависеть от того, как скоро участники эксперимента «наиграются» в эти удивительные игрушки, и мы сможем замерить реальный хронометраж работы.
- Как сами соцработники ко всему этому относятся?
- Скептически. Некоторые - с откровенным недовольством. Нововведения помимо прочего ограничивают их возможность распоряжаться рабочим временем по своему усмотрению. За 20 лет многие привыкли: быстренько разнес сумки, парой фраз обмолвился - и часть дня свободна. Теперь так уже не получится.
Показательно, что в доставку, несмотря на большее число клиентов, идут охотнее. Чтобы работать с человеком, придется научиться быть одновременно и психологом, и юристом, и другом, и в какой-то степени медиком. Мы специально отработали около 100 различных технологий, которыми соцработник должен пользоваться при контакте с пожилыми: как правильно вести беседу, как поддержать хобби клиента, как его связать с родственниками, с которыми он не общается, как вывести на тематическую прогулку, как убедить, что любая погода хороша, и объяснить, какие продукты ему полезны.
В общем, эксперимент идет полным ходом. Семинары проводятся. Недовольных становится меньше. Планшеты для обучения групп закуплены. Машина в апреле выедет на улицу. Пока она у нас в единичном экземпляре. Если дело пойдет на лад и мы докажем, что новая система действительно позволяет оптимизировать работу, то, думаю, через полгода-год можно будет заказать серию таких машин и распространить эксперимент сначала на отдельные округа, а потом и на Москву в целом.
Сейчас важно, чтобы социальные работники поняли, что это им во благо. А главное - это во благо клиенту, на которого в конечном итоге все мы работаем.
Дарья Миронова
Источник: rosbalt.ru