Архив:

Двенадцать снежинок на счастье

Про них говорят: проблемные, особенные, сложные... А они всё равно - просто дети

И до чего ж строгая вахта-охрана в КЦСО! Сотрудницы объясняют: а иначе нельзя, своих-то всех в лицо знают, пропускают; ну а которые по первому-второму разу, вроде меня - не обижайтесь, такой порядок, чтоб вас встретили. Пока «своей» не стала.

Всяческая суета

Ну и не обижаюсь, и, может быть, еще стану здесь «своей» - во всяком случае, к работе меня уже потихоньку допускают - «по принадлежности», а именно - попросили помочь в написании текста почетной грамоты, как лучше: «за стремление к добру» или просто «за то добро, которое несете людям»? Наверное, все-таки второй вариант?

В маленькую комнатку без конца входят и выходят мамы и сотрудницы КЦСО:

- А на выставку Андрияки пойдете? У нас билеты для вас.

- Ой, спасибо, конечно, огромное, но у нас же еще студия фольклорная, и на иппотерапию в Сокольники надо...

- Ну вы подумайте и скажите, мы вам еще позвоним, хорошо?

- Там внизу, на охрану, списки надо передать...

- Девочки, давайте разложим подарки нашим артистам - мальчикам вот такие сумочки, а девочкам, смотрите, какая прелесть: ремешок, колечко...

- А вы не знаете, тренинг у психологов уже закончился?

- Там малыши в коридоре сидят, надо их отвести мультики смотреть пока что...

- Ой, девочки, я возьму у вас чайник?

- Слушайте, там просят ложку столовую!

- Ложку?!

- Ну да: для треугольника, это такой музыкальный инструмент, по нему стучишь, а он - дзинь, дзинь! Девочки, у нас есть ложка?

- У нас все есть!

«Девочки» - это сотрудницы КЦСО и Отделения реабилитации несовершеннолетних с ограниченными физическими и умственными возможностями - вот такое длинное название. Молодые, симпатичные, энергичные - Анастасия Дмитриева, Мария Бахтюшина, психологи, педагоги, социальные работники.

И кто-то с кем-то о чем-то договаривается по телефону и просто так, на ходу, решаются разные вопросы, и, в общем, жизнь, как всегда, кипит. Но сегодня это кипение особенное, поскольку готовится важное событие - детский концерт-представление, и сейчас идут последние репетиции, по коридору - звуки пианино, и детские голоса самозабвенно распевают бессмертную «Санта-Лючию».

Казалось бы, чего удивительного в детских утренниках-концертах, что особенного? Особенные - они сами, эти дети. Саша и Никита, Руслан и Женя, мальчики и девочки с синдромом Дауна, с другими тяжелыми врожденными заболеваниями.

Это они сейчас поют там, в зале, и готовятся, и переодеваются в красивые платья и костюмы, это их мамы сейчас волнуются и переживают за своих маленьких артистов.

...Как трудно писать про «тяжелых детей», про детей с тяжелыми умственными нарушениями: все время страх сказать что-то не то и не так, обидеть или навредить; либо свалиться в слезливое сюсюканье (кому оно нужно?), либо в другую крайность, в сухую бесстрастность - тоже, наверное, неправильную? Так как же правильно, как надо писать? Ломаю голову, но так до сих пор и не знаю.

Но что значат мои «трудности» по сравнению с тем, что выпало на долю их матерей?

Нинель Александровна и ее команда

Она - маленькая, тонкая, в голубом джемпере, черных брюках. Хрупкая до того, что, кажется, налети сейчас порыв ветра - и унесет, сломает.

И как же обманчива эта кажущаяся слабость, это бессилие - но откуда, откуда берет она силы?! Сын погиб в Афганистане.

У дочки Оленьки - синдром Дауна, нарушения слуха и зрения. Муж ушел. И двадцать с лишним лет они - одни, вдвоем с дочкой. Двадцать четыре года.

Она говорит тихим, ровным голосом, очень коротко и очень сдержанно рассказывает о себе. Ленинградка, но так сложилось, что давно живет в Москве. Окончила два института - авиационный и «по художественной части». Последнее стало теперь основным.

- Девочка моя пошла в школу - 30-я, коррекционная, это здесь недалеко, в Тружениковом переулке. И я стала, как волонтер, помогать педагогам, заниматься с ребятками, - говорит Нинель Александровна. - Так наша студия и называется - развития творческих способностей. Как я говорю, чтобы работали «ручки и головки», смотрим, у кого что лучше получается, - рисунок, шитье, аппликации... А Сергей Александрович - вы его еще не видели? Он там в зале должно быть, с ребятами - это наш хореограф, - ну и соответственно занимается с ними хореографией.

...Нам очень помогает общество инвалидов «Хамовники», Людмила Анатольевна Мелкишева, его председатель, и заместитель Наталья Дмитриевна Ященкова - просто по-матерински относятся, опекают наших молодых инвалидов. И мы сейчас вместе со школой проводим как бы эксперимент постшкольного образования выпускников; директор школы Людмила Леонидовна Рыжих очень надеется, что этот эксперимент станет нормой, практикой жизни для всех ребят, которые когда-либо окончили школу, но которые всегда могут прийти сюда, их всегда здесь ждут и любят...

...Почему это важно, почему это главное для нас? Понимаете, эти ребятки - я же их многих знаю, кто-то еще с Олей учился, кто-то позже, - вот они вышли из нашей школы коррекционной, окончили ее и... Дальше-то как? Что? Куда им идти, кому они нужны? Работать не могут, учиться не могут, беззащитны, как дети... И непредсказуемы, как дети, и обидчивы, и агрессивны, но и отходчивы, и забывчивы, как дети...

Мы говорим с Нинель Александровной о проблемах, которым не первый год - то же трудоустройство. О том, что при «проклятом социализме» худо-бедно, но все же решались вопросы - инвалиды с диагнозом «умственно отсталый» занимались посильной работой, скажем, клеили коробочки, гнули скрепочки или еще каким мелким, монотонным трудом занимались - но именно с этой монотонностью им как раз и проще было справляться, чем здоровым! Ну а сегодня...

- Вот, например, озеленение, - ну неплохая работа, спокойная, вроде бы для них как раз. Но у них же бывает по-всякому, один сажает цветочки - ему нравится, а другой следом идет - и все вырывает - ему тоже нравится. Какую придумать работу для них, чем занять, каким делом? Они же не просто сложные, они очень сложные дети. Которые потом вырастают и становятся очень сложными взрослыми; но по сути-то остаются детьми, вечными детьми на всю жизнь.

Действительно, права Нинель Александровна; и надо понимать, и различать, и разделять: если для слепых, глухих, колясочников получить образование и найти нынче работу трудно, порой безумно трудно, но все-таки возможно, хотя бы теоретически, то для «тяжелого контингента» - нереально практически по определению.

Да что трудоустройство, если, как говорит Нинель Александровна, элементарная проблема никак у нас не решится, если в ИПР (индивидуальной программе реабилитации) для таких детей не предусмотрено обеспечение памперсами. Интересно, чиновники «от медицины» понимают, каково это?

- Нинель Александровна, вас там зовут!

Заговорились мы, а концерт-то уже вот-вот начнется.

Последний барьер

Сцены, собственно, как таковой не было - просто в небольшом зале были расставлены стулья для зрителей и артистов, а в углу - елка, а еще - белое пианино. Немножко спели, немножко станцевали; и кусочек из «Принцессы на горошине» показали, и рассказала Оксана Юрьевна Терещенко, руководитель музыкально-экспериментального театра «Открытое искусство», про то, что у них делают ребятки, как занимаются, как репетируют, как выступают...

Вот артисты. А вот зрители. Мамы и папы и другие девочки и мальчики. Не галдят, не шумят, не балуются - тихо сидят, внимательно наблюдают, слушают. Послушные дети, сложные дети... Принцесса - в роскошном розовом платье, и шепотом спрашиваю у Нинель Александровны: кто шил? Ваша работа? Она кивает.

Мы стоим в дверях зала, Нинель Александровна «на подхвате» - переодевает артистов, помогает по ходу дела-представления. Тут же еще одна мама - в годах, восточного типа, не сводит антрацитово-черных глаз с темноволосого мальчика, который там, в зале, старательно играет на флейте.

- Ваш?

- Мой, - кивает она.

- А сколько ему? - машинально вырывается у меня, и я тут же пугаюсь, потому что мама вскидывает на меня свои огромные черные глаза и тихо говорит: «Зачем вам? Не надо... много...»

...Как с ними знакомиться, как говорить, о чем можно спрашивать, а о чем нет? Который год говорим разные хорошие слова о толерантности и прочей безбарьерке, но ведь не знаем, не знаем! И, конечно, не надо было про возраст: у даунов иной раз трудно понять, ребенок перед тобой, подросток или уже взрослый; ах, зачем спросила, ей же неприятно, больно должно быть, всю жизнь больно...

Надо учиться писать. И не только писать - думать. И не только мне, разве дело во мне, - всем нам. И не просто думать - относиться к этим людям, к этим детям так, как... Как же? Пока не знаю. Но знаю, что до сих пор было неправильно, не так. И вот пока не станет иначе - он и не рухнет, тот самый последний, злосчастный барьер между нами - в головах, и в моей в том числе.

...А после представления все, кто выступал, получили почетные грамоты и подарки. И стало шумно и весело, как на любом детском утреннике. Потому что все равно - дети.

Труженики из Труженикова переулка

А потом, как мы и договаривались, я пришла в 30-ю, коррекционную, что недалеко от Плющихи, в Тружениковом переулке. Была суббота, и школа почти пуста. Только на первом этаже открыта дверь, и я услышала ее голос, Нинель Александровны, и зашла...

Вокруг стола - два мальчика, две девочки. На столе - куча ярких бумажных обрезков, заготовки для будущих поделок - елочек, снежинок... («Диагноз шизофрения, диагноз аутизм, диагноз синдром Дауна, а вон та, маленькая шебутная девчонка - врожденный порок сердца...» - вполголоса перечислила мне Нинель Александровна)...

Таня (имена я изменила все-таки) быстрее всех сделала свою елочку, все время хватает со стола то блестки, то кусочки бумаги, и Нинель Александровна то и дело делает ей замечания.

А вот брат ее, Саша. Живое, симпатичное лицо, живая, обыкновенная мимика - хмурится, улыбается. И вдруг что-то взволновало его - запрокинул голову и закричал. Громко, протяжно. У меня все сжалось в груди, но здесь, похоже, это никого не пугает... Значит, не буду пугаться и я.

Игорь не разговаривает, только мычит. Протягивает мне красное колечко от детской пирамидки, стучит рукой по стульчику возле себя; толкает под руку Олю, вертится, заглядывает в глаза...

- Не мешай, сиди, - ворчит Оля, пристраивая очередную блесточку на бумажную веточку...

Мне дарят снежинки - 12 штук, по одной на каждый месяц года, на счастье. И Нинель Александровна говорит, что это очень правильные снежинки - шестигранники. И еще стаканчик, обшитый какими-то необыкновенными разноцветными пластмассовыми бисеринками.

- А это, вы знаете, трубочки, ну, соломинки от соков - их порезать, и можно нанизывать, как бусинки, и получаются такие веселые баночки для чая или стаканчики для карандашей.

- Нам бы вот машину для резки бумаги, очень бы пригодилась в хозяйстве, - вздыхает Нинель Александровна.

Хозяйство у них и впрямь большое - помогает общество инвалидов, помогают магазины - ненужное для других очень даже востребовано здесь, только фантазию приложить...

...Я еще обязательно вернусь сюда, в эту школу, к этим ребятам. Потому что такая это тема - нельзя бросать ее на полпути, на полуслове.

А снежинки пристроила у себя на работе, над столом. На память. Но - и так не забуду...

Ольга Мозговая

Источник: vmdaily.ru

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ