История одной семьи
Два часа я слушала их, почти не перебивая, не встревая, не задавая лишних вопросов, - есть, к счастью нашему журналистскому, такие люди, которых не надо понукать, подталкивать к разговору, каждое слово клещами тащить - изливают все сами, как есть. Два часа - а могла и больше - слушала, буквально раскрыв рот, и только и вертелось в голове: господи, да как же это, а? Да неужели ж такое возможно, да в самом ли деле эти люди столько всего пережили, прошли через такое, вынесли, выжили?!
Ну и, разумеется, классически-хрестоматийное: есть женщины в русских селеньях, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет...
«Войти-то» - не проблема; а вот если полыхает и горит не день, не час, не год, а всю жизнь - как тогда?
Боль Чернобыля
Была когда-то на свете такая страна, которая называлась Советский Союз. Много там было всякого, и плохого, и хорошего. С годами плохое забывается, а помнить хочется только хорошее, но есть вещи, которые и хочешь - а не сотрешь из памяти, есть боль, которая не проходит никогда, раны, которые не заживут... Марина и Андрей жили в Белоруссии.
Жили, любили, строили планы, мечтали о детях - все, как у всех, простая история, простая советская семья.
Она по профессии строитель, он - военный. Родине, стало быть, служил. Той самой, которая когда-то была одна на всех - русских, украинцев, белорусов... Служить - это значит идти, куда пошлют и делать, что прикажут. Вот и приказали однажды: отправляйтесь, мол, товарищ Киселев, со вверенным вам подразделением ликвидировать последствия аварии на Чернобыльской АЭС. «Есть», - сказал Андрей Киселев.
Это было в 1987-м. Они поженились в 1990-м. И в том же году родился Максим.
...Бывают «последствия», которые не «ликвидируешь». Сидит передо мной симпатичный, хрупкий, стройный, как струнка, темноволосый парнишка. Макс Киселев. Сын военного, «ликвидатора», «чернобыльца».
Из истории болезни: Максим Киселев инвалид с детства, II группа, 2-я степень... ДЦП (с укорочением левых конечностей), бронхиальная астма тяжелой формы, сахарный диабет, грыжи дисков позвоночника... Перенес операцию по удалению опухоли головного мозга и кисты краниоспинальной области...
На казарменном положении
«Уезжайте отсюда, и как можно скорее, иначе сына совсем потеряете», - так сказали врачи там, в Белоруссии. Когда не особенно-то и говорили и думали про то, чем аукнется, и сколько будет еще аукаться тот взрыв, и сколько людей и детей, и детей их детей под эту ядерную, смертельную тень попадут... И они уехали. Перевелись к новому месту службы по болезни ребенка. На самый край света, на Дальний Восток. Служить и жить.
Служба - службой, а вот жизнь... С больным ребенком на руках, по гарнизонам и баракам, по халупам, где ночью намерзал на стенах лед, где электричество давали строго по минутам, где не платили месяцами денег военнослужащим, где просто порой элементарно нечего было есть! Лихие, будь они прокляты, наши 90-е годы. Я тоже застала самое начало 90-х с маленьким ребенком, одна; и помню, как мы тут в Москве рыдали и заламывали руки: ах, тяжело! Нам - тяжело, ха! Да по сравнению с тем, как выживали в России... Жизнь научила ее драться. Иначе бы не выжили. Жизнь научила быть сильной.
Пока муж и отец защищал Родину, она защищала и сына и мужа. Могла прийти к его воинскому начальнику и сказать: «я отсюда, из вашего кабинета, не уйду, пока вы не сделаете то-то и то-то!» НЕ за себя просила, то есть не «просила» - требовала! НЕ лишних льгот и благ. Того, что положено - положено! - по закону.
...Примерно так же - «Не уйду из вашего кабинета, пока не получу квартиру» - было и потом, спустя годы, в Москве. Когда мытарства семьи Киселевых, армейская их часть закончилась, но пошла другая эпопея, новый фронт ее бесконечной борьбы.
И опять-таки не за себя - за сына и мужа. И опять же не чего-то сверхъестественного - а того, что положено - положено! - по закону им - инвалидам, чернобыльцам, семье демобилизованного.
Квартиру - вот эту, в которой мы сейчас сидим, на Каланчевской улице, - она добилась тем же самым путем: не уйду из кабинета, пока... И это, в сущности, их самый первый свой Дом. А полжизни уже прошло.
Кто, если не она?
...Переслушивать диктофонную запись нашей встречи, пересказывать день за днем, год за годом, эпизод за эпизодом их жизнь - не хватит всей газеты. И что мы, посторонние, чужие люди, можем понять в их судьбе? Как в ледяную непогоду там, на Дальнем Востоке, каждый божий день прижимая к груди маленького Макса, возила его в Хабаровск в больницу - а автобус ходил один раз в день, а лечение и процедуры нельзя было ни в коем случае останавливать, потому что «...иначе потеряете сына совсем...»
Больницы и врачи, врачи и больницы, сколько же их было! И каково это, когда врач-невропатолог в глаза говорит матери - «да что вы стараетесь, чего мучаетесь и бьетесь, все равно он у вас дебилом, уродом останется!» Правда, к счастью, были и такие, как Николай Николаевич Мишаков, нейрохирург, делавший Максу операцию в Рязани.
Были и там, на Дальнем Востоке, классные специалисты по ДЦП, которых до сих пор с благодарностью вспоминают мать и сын.
Но, наверное, никакие врачи не помогли бы, если бы не боролась - сама.
«...все равно будет дебилом...» И как она не убила, не растерзала на месте ту врачиху - с ее-то, Марины, темпераментом? Если бы не боролась - сын на всю жизнь остался бы неходячим, а то и просто в «растение» превратился - ох, сколько я уже историй про дэцэпэшников знаю, слышала. Коварная, страшная болезнь, она по-разному поражает и по-разному протекает - и как важно здесь вовремя начатое, как можно раньше начатое и безостановочное, ни на день, ни на час не прекращающееся лечение - упражнения и гимнастика, процедуры и массаж, и опять процедуры и упражнения, и опять, и опять. А ведь там еще и диабет, а ведь там еще и астма, и эпилептические явления...
И - кто, если не она? Когда сын подрос, когда общается она сейчас иной раз с такими же, как она, мамами детей-инвалидов, детей с ДЦП, они ей говорят: «Да ладно, какой же это ДЦП?! Какой же он инвалид, вы на моего (на мою) посмотрите, вот - инвалиды, а ваш-то - здоровехонек! По сравнению с нашими-то!»
...Ну и что: каждому объяснять и оправдываться, доказывать и рассказывать, как она - она, сама! - этого добилась, да?!
Соло и дуэт на колясках
Я не видела вживую его, Макса, выступления, его танцы на коляске. В принципе, вообще-то видела, а вот конкретно его - нет. Только видеоролик - и, скажу вам, это - сильно.
До дрожи, до мурашек, до слез. Вообще, передать словами этот жанр невозможно, надо видеть глазами. А еще лучше - душой... Классно, профессионально сделанный ролик. Макс говорит, что когда его снимали, пришлось танцевать всю ночь, с 11 вечера до 6 утра, прогнали номер раз 60... А фотографии - те, которые вы здесь видите, - Макс обрабатывал сам. С компьютером он, студент второго курса Российского государственного университета физической культуры, спорта и туризма (специальность - пиар, связи с общественностью), и сам дружит не-разлей-вода; фотошоп и всякие иные цифровые премудрости для него - легко!
Про институт, про его поступление - это еще одна «песня», еще одна битва, которую выдержали Киселевы, еще на целый сериал-эпопею тянет. Ну как же? Инвалид, с таким «букетом», - и вдруг студент! Мало ли чего там провозглашают с высоких трибун про Год равных возможностей и прочие равные права - а нам-то здесь, в вузе, зачем такая докука? Золотая медаль у него после школы? Ну, это ничего не значит... Значит, еще как значит! Парень-то ведь - умница, замечательный парень (не волнуйтесь, Марина, я не «глазливая»!).
Танцами стал заниматься благодаря Фонду «Филантроп» - про этот центр социальной реабилитации, кстати сказать, в прошлом номере «Равные среди равных» была у нас статья.
И с танцами этими опять-таки еще одна глава жизни, еще одна битва и борьба - ей-богу, насчет того, что «и вся-то наша жизнь есть борьба» - это про них, Киселевых. Эта привычка к борьбе, этот «и вечный бой, покой нам только снится» - уже в крови, уже невозможно без них... А ведь, казалось бы, чего и с кем тут биться, если - вот он, Максим Киселев, лауреат многих всероссийских и международных премий, победитель и призер крупных соревнований по танцам на коляске на паркете, а сейчас уже и на лед перебрался, а начинал когда-то как солист, а теперь в паре с партнершей выступает и перетанцевал, кажется, все, что возможно - самбу и джайв, румбу и ча-ча-ча.
И все это - неоспоримые и непреложные факты, и есть тому множество подтверждений! Но, знаете, как говорят: в каждой избушке - свои зверушки, а также игрушки.
А уж в спорте завистников и недоброжелателей, интриг и разных приемов запрещенных - как нигде; и в адаптивном спорте, как его называют, в паралимпийском - увы, не меньше, чем где бы то ни было, да и где, скажите, их нет?
...Но Бог ты мой, как это все мелко, ничтожно, неважно по сравнению с тем чудом, которое творится на экране, - это я опять и опять пересматриваю ролик Макса, вижу его немыслимо-замысловатые пируэты, и как послушна и изящна, грациозна и просто красива в его руках коляска, инвалидная коляска, как же она, оказывается, может быть по-настоящему - красива! Хотя, конечно, понятно, что таковой делает ее человек.
...А то, что руки - ладони, пальцы - стирал в кровь, когда учился, когда тренировался кататься и танцевать, так по-другому и не бывает, если хочешь чего-то добиться.
Без крови и боли, без борьбы и труда - не бывает. И разве нет перед ним самого наглядного тому примера - его мамы?
- Бывает, что нет настроения, и тяжело танцевать, и больно, и ничего не хочется вообще, - говорит Макс. - Но - надо, заставляешь себя, идешь и танцуешь, и слышишь иной раз только свое дыхание...
Однажды публика нас не отпускала долго, три раза выходили на поклоны; кубки и медали - это приятно, здорово, но все равно, как я их называю, это - железки. Это, конечно, важно, но важнее всего - то, что ты танцуешь. И больше ничего, и я знаю, что буду танцевать, хотя бы просто для себя... Но больше по душе показательные номера. И невозможно передать ощущения, когда зал аплодирует стоя.
...Не знаю, принято ли такое в спорте, как, например, в музыке или литературе, когда некое произведение его творец и автор посвящает самому любимому, самому дорогому человеку на свете - другу или жене, мужу или отцу. Или - маме.
Это - такой мой намек тебе, Макс, улавливаешь?
Ольга Мозговая
Источник: vmdaily.ru